Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии, 1944-1945

Эта женщина, должно быть, была молодой, но в старой, порванной одежде выглядела на все пятьдесят. Она была очень застенчива и напомнила мне испуганное животное. Она не имела никаких вещей, у нее был только ребенок. В течение долгого времени она ничего не говорила, только сидела на стуле.

Затем она сказала:

– Всемогущий Бог. Я никогда не думала, что доберусь сюда. Мы все время были между русскими. Мы – из Мариенбурга. Пришла первая волна русских. Они расстреляли отца. Я взяла моего ребенка и ушла. Русские танки продолжали прибывать. Я спряталась в канаве. Мой Йоахим лежал около меня, все время крича. Когда они прошли, мы пошли снова. Вечером нас догнали несколько грузовиков. Я хотела снова скрыться в снегу в канаве, но затем увидела, что это немцы. Выбежала на дорогу и попросила их взять меня с собой.

В грузовике были другие женщины с детьми. Мы добрались до леса, когда кто-то открыл по нас огонь. Солдаты скрылись в лесу, а когда вернулись, сказали, что хотят сдаться русским. Мы были ужасно испуганы, кричали и плакали, просили. Но они только сказали: «Вы думаете, что мы хотим убежать от русских только для того, чтобы быть повешенными «цепными псами» СС?» Тогда капрал навел на них автомат и сказал: «Вы трусливые ублюдки, если не поедете с этими женщинами, то я застрелю вас». Но они только усмехнулись в ответ, и один из них сказал: «Давай стреляй. Вы не сможете уехать на грузовике. Вы застрянете».

Но в конце концов некоторые из них продолжили путь с нами. Внезапно произошло крушение. Грузовик резко остановился, и нас швырнуло друг на друга. Некоторые женщины лежали на полу грузовика все в крови. Я схватила ребенка и убежала. Позже я встретила солдата, и он перевязал его. Всю ночь я шла, затем грузовик подвез меня, и я шла снова…

Женщина затихла. Через некоторое время она внезапно начала рыдать и затем сказала:

– Я так устала.

Патруль СС приехал на следующее утро и конфисковал дом. К полудню мы были на улице. Нам не разрешали возвратиться в бомбоубежище. Люди, которые приехали в своих телегах, могли по крайней мере заползти в солому. Мы пошли от двери к двери в поисках места. Многие люди захлопывали двери перед нашими лицами, когда слышали, что мы со старой немецкой территории. Они называли нас нацистами и обвиняли во всем, что случилось с Данцигом. Один человек кричал на нас: «Почему мы должны взять вас в нашу Германию! Мы были более обеспечены прежде! Без подобных вам мы все еще жили бы в мире!»

Так мы оказались на улице. Прилетали русские самолеты-истребители. Их было так много, что в городе перестали объявлять тревогу. Когда стемнело, мы вошли в подъезд какого-то дома, положили наши одеяла на пол и сгрудились вместе. Холод от каменного пола легко проник через одеяло и через нашу одежду. Зубы мои стучали, я дрожал. Позже ночью пришел солдат и дал нам свое одеяло. Он сказал:

– Не оставайтесь в городе, завтра их артиллерия устроит из него тир. Держу пари, что они будут здесь через неделю. Выходите в пригород или к побережью. Есть еще несколько судов с восточными пруссаками, приплывающими из Пиллау, и некоторые из них заходят сюда.

Следующий день мы провели в сломанных трамваях, которые были выстроены в линию. Там было много беженцев. Большинство из нас не ели в течение многих дней. Какая-то женщина принесла холодный вареный картофель, и каждый завидовал ей. Фермеры в фургонах были лучше обеспечены. Люди из Данцига также имели пищу. Но мы приехали из другой части, и склады не хотели продавать нам порции по нашим талонам. Два маленьких мальчика боролись за кусок хлеба.

Вечером мы пошли на железнодорожную станцию и кое-как нашли место на поезде, идущем на север в Оливу. Там мы заняли дом, который был покинут. Мы пробудились под утро от грохота русской артиллерии, стрелявшей вдалеке, и с дороги услышали топот солдат и многих людей, которые бежали на юг, в Данциг. Когда рассвело, я увидел много солдат и подумал, что русские просто не могли пройти. Но солдаты, с которыми я поговорил, глумясь, спросили меня, не ожидал ли я, что они остановят русские танки, – они имели полевое оружие, но никаких боеприпасов и не могли стрелять, а танки не будут останавливаться из уважения к приказам командующего цитаделью. Они сказали, что русские на расстоянии двух километров. Мы были настолько испуганы!

Мы стояли в дверях нашего дома, не зная, что делать. Приходили другие беженцы, с трудом волоча ноги.

Затем приехал солдат на грузовике; он сказал, что едет в Нойфарвассер и возьмет с собой нас. Потеплело, улицы были грязными. Колонны полностью блокировали дорогу. В одном месте солдаты рыли траншеи прямо у дороги. Мы видели поисковые команды военной полиции и СС, уводящие солдат, которых они арестовали. И постоянный поток людей в рваной одежде, торопящихся мимо. Я никогда не забуду этого – иногда одно из тех лиц возвращается ко мне во сне.