Артур взглянул на грязную ночную рубашку матери и представил, как она идет по ночному городу пьяная, и ему стало мучительно стыдно, а мать продолжала:
– Сонька не стала пить со мной за встречу, она теперь крутая стала, «цивильная», но на выпивку дала и не пожадничала, сказала, чтобы я за нас двоих за встречу выпила. Я, естес-с-с-твенно выпила за двоих, не пропадать же водочке. А потом я пошла домой через кладбище, да споткнулась и упала в недокопанную могилу. Сначала старалась вылезти, но не получалось никак. А потом я решила поспать немного, а то я так устала, пока дошла туда… там на кладбище так тихо и в этой ямке было листьев сухих много, тепло и сухо. Так вот, сплю я, никого не трогаю, а тут какие-то мужики девчонку на кладбище притащили, не знаю, насиловать хотели или убить… Она так орала, будто бы всех мертвецов разбудить хотела: «Помогите! Помогите!» Ну, мертвецы, естес-с-ственно, не проснулись, а я проснулась. Я встала, смотрю, а они ее уже почти раздели, порвали на ней все. Могила оказалась с другой стороны еще только начатая, ночью я не заметила, а когда начало рассветать тут я и увидела, как выйти из ямы, ну и я легко вышла. Я постояла, посмотрела, а потом говорю: «Оставьте девушку!». Они тут давай тоже орать как ненормальные и бегом оттуда. А эта неблагодарная девка, вместо «спасибо» как заорет: «Привидение!» и деру тоже. Я даже выругаться не успела. Убежала, бесовка, нет чтобы бутылочку дать за спасение ее шкуры… неблагодарная! Но ты же мой сыночек, ты достанешь мамочке выпить! – наклонилась женщина к сыну.
– Мам, у тебя же есть еще, – Артур невольно отшатнулся от сильного перегара, которым дохнула на него мать, – ты закуси лучше, а то живот болеть будет.
– Ты заботливый мой! – потрепала женщина сына по голове, – затем грубо оттолкнула, – весь в папашу, тоже воспитывать берется. Без тебя знаю, закусывать мне или нет!
Она прошла мимо, вливая в себя остатки горячительной жидкости. Допив до дна, она крякнула, вытерла рукой рот, и упала на постель. Пробормотав что-то о сильной усталости и о том, что с утра пораньше проделала длинный путь, женщина уснула.
Вспомнив сейчас этот случай, Артур невольно улыбнулся, представив, как насильники и жертва в ужасе убегают с кладбища, напуганные ночью лохматой женщиной в развевающейся ночной рубашке, поднявшейся из могилы. Но коварная память быстро стерла следы улыбки с лица, подбросив воспоминание о том страхе и слезах, когда он бегал по городу, искал и звал ее, боясь, что мать сбила машина или еще что-нибудь случилось, и он остался один на всей земле в свои девять лет. Весь кошмар попоек и нередких поисков матери по городу продолжался до тех пор, пока ему не исполнилось двенадцать лет.
Спустя годы, нередко, просыпаясь ночью от очередного кошмара, Артур думал: «Лучше бы я раньше не искал ее по городу, может быть, замерзла бы, и не случилось бы того, что было?». Но даже в детстве, пока еще свежи были воспоминания, Артур понимал, что не мог ожидать от матери того, что она сделала позже, и поэтому его мучила бы совесть, если бы он дал ей замерзнуть.
Хотелось не думать, не помнить, но память неумолимо подбрасывала картинки. Вот он, зажавшись в углу комнаты, дрожит всем телом, а пьяный «клиент» матери, расплатившись за ее тело, берет причитающееся здесь же, в единственной комнате их запущенного домика. Не выдержав, мальчик выбегает, в чем есть, на мороз и ветер. Затем, продрогнув до костей, возвращается назад, в крохотную кухню, разделенную с комнатой пустым проемом, так как идти поздней ночью ему все равно некуда. Он надеется всей душой, что все уже закончилось. Застает мать, допивающую очередную бутылку со своим «клиентом». Мальчик уже за это благодарен судьбе, значит, скоро «клиент» уйдет.
И вдруг даже сейчас, через много лет, мурашки пробежали по телу, и тошнота подступила к горлу, память вновь подбросила последний день в доме матери. Очередной клиент, увидев почти невменяемую мать, выругался и сказал, что за такое платить не будет, но согласен на сына. И мать просто и легко соглашается, требуя деньги вперед.
Артур на мгновение замер от шока, от предательства матери, от невозможности поверить, что такое может быть! Этого мгновения промедления хватило, чтобы «клиент» понял намерение мальчика сбежать. Мальчик рванул в крошечную кухоньку, выходящую во двор, но мужчина догнал его, грубо схватил… и взял причитающееся, здесь же, в кухне. Он помнил боль, стыд, тошноту отвращения. И самые страшные слова в жизни ребенка он услышал из комнаты:
«Это его папаше за то, что он бросил меня одну! Пусть теперь его выродок зарабатывает мне на выпивку, мне уже на «пенсию» пора».