Разъяренный

Вот он предупреждает меня, глядя прямо в глаза, а в следующую секунду наклоняет голову с, как это ни странно, сексуальным ирокезом и касается своими губами моих. Прикосновение лёгкое и дразнящее, но его достаточно, чтобы меня воспламенить.

— Охх, Кенна...

Мне не нравятся исторгаемые мной звуки. Как будто я жаждала этого бог знает сколько времени, но кого это волнует, когда он проталкивает свой язык между моими губами. И я бы издала этот звук снова, чтобы заставить его продолжать ласкать мой рот.

Что я и делаю.

И он вжимает свои губы в мои, поцелуй влажный и скользкий, горячий и глубокий. Земля уходит из-под ног, и я хватаюсь за его крепкие руки и придвигаюсь ближе. Ладони Маккенны ложатся мне на ягодицы, и он впечатывает меня в свои бёдра. Я чувствую вздыбившуюся эрекцию у своего живота. Но она совсем не там, где мне хотелось бы. А хочется мне где-то совсем в другом месте.

Я уже готова обвить его ногами и потереться об него, но он вырывается и отодвигает меня в сторону с таким видом, как будто для этого требуется колоссальное усилие. Гора не смогла остаться в стороне от Магомета.

— Стой здесь, детка. И только попробуй дёрнуться, не напрягай ни одну из своих милых, длинных, восхитительных маленьких мышц. Я вернусь через три песни.

Он ступает на платформу лифта как раз в тот момент, когда в раздевалке загорается счётчик, отсчитывающий от 10 до 0. Затем, похоже, вспоминает, что надо бы сменить костюм. Вбегает обратно в комнату, ругаясь и срывая с себя рубашку, хватает с вешалки новую и снова запрыгивает на платформу.

Я прикрываю рот рукой. Влажная и горячая, она покалывает, и на ней остался его вкус.

— Стой здесь, — снова велит он.

Взгляд направлен на меня, светлые глаза мерцают, ноги расставлены в стороны, руки по бокам сжаты в кулаки.

Мне так жарко, и кажется, что моя кожа вот-вот поджарится. Я не в состоянии ему ответить. Боже, что он со мной делает?

В тот момент, когда платформа снова взлетает вверх, я стону от отчаяния. Затем слышу над собой его голос. Дерьмо. Что я делаю? Начинаю вышагивать взад-вперёд, представляя, как облизываю его сосок и поглаживаю его, как это делали те танцовщицы. Я немного завидую всем этим людям, которые пялятся на него прямо сейчас, но больше всего я чувствую восторг. Переполнена эмоциями. Желанием.

Вожделением.

До сих пор я здесь и жду. Почему я жду? Потому что не могу думать ни о чём, кроме его соска под моим языком. Кроме его серебряных глаз. Хочу сорвать его парик, чтобы провести пальцами по коротко остриженным волосам.

Когда, наконец, раздаётся оглушительный рёв — примерно через год! — понимаю, что шоу окончено.

С бешено колотящимся сердцем гадаю, откуда Маккенна появится. Ещё через несколько мгновений он спускается вниз по какой-то скрытой от моих глаз боковой лестнице, и вот его тело заполняет дверной проём.

Как два магнита, наши взгляды притягиваются друг к другу.

Дыхание прерывается.

Маккенна срывает маленький микрофон, прикреплённый скотчем к спине, и наушник с уха, и отбрасывает их в сторону.

Затем направляется ко мне. Вокруг полно всевозможных кабелей и хитроумных приспособлений, и я отступаю, пока не натыкаюсь спиной на стену с металлической дверью. Мысли в голове мечутся так же, как и бабочки в моём животе.

О боже, я должна ему позволить.

Нет, я не могу ему позволить.

Запаниковав из-за переполняющих меня чувств, я поворачиваюсь и бегу, лихорадочно ища выход. Здесь, внизу, настоящий лабиринт. Маневрирую между кабелями и оборудованием, но выхода найти не могу.

Позади слышу приближающиеся шаги, а затем приглушённый и хриплый от вожделения голос:

— Пандора.

Маккенна останавливается у меня за спиной, кладёт руку на моё запястье и притягивает к себе. Сердце беспомощно колотится где-то в горле, и я чувствую, как от его прикосновения расслабляются мышцы. Позволяю повернуть себя к нему лицом. Смотрю на Маккенну, полная страха, желания, смятения, не препятствуя ему медленно прижать меня к металлической двери. Он запускает руки за пояс моей юбки, а я хватаю его колючий ирокез и стягиваю. Маккенна прижимается своим носом к моему, парик летит в сторону, и я целую его в макушку, потому что... даже не знаю почему. Потому что он Маккенна Джонс. Приводящий в бешенство, ужасный, и в то же время... самый восхитительный мечтатель, воплотивший свою мечту в реальность. Наш поцелуй импульсивен, но он заставляет его застонать, как будто задел в глубине его души какие-то струны. Я дрожу от нахлынувших эмоций, а он дрожит от, как я полагаю, притока адреналина.

— Ты уже влажная? — спрашивает он, тяжело дыша.

— Да, — отвечаю я. Так и есть. От того, что смотрела на него, на его потную грудь, и от ощущения теплоты его покрытой чернилами кожи под моими пальцами.