Заключив меня в крепкие объятия, притягивает к себе и жадно восстанавливает дыхание глубокими, рваными глотками воздуха. На короткий миг запрокидывает мою голову, чтобы увидеть лицо.
— Как ты себя чувствуешь?
— Восхитительно.
— Хм. Потому что так оно и есть. Восхитительно. И безумно приятно.
Маккенна набрасывается на меня с поцелуем, а затем закрывает глаза и откидывает голову назад. Я смотрю на него снизу вверх и замечаю, как на его лице появляется удовлетворённая улыбка. Боже, он такой красивый. Его тело расслаблено, волосы такие короткие, что моментально высохли. Он прижимается ко мне всем телом, каждым своим мускулом, и обнимает меня так крепко, как не обнимал уже много лет.
Я медленно погружаюсь в сон на коленях у Маккенны, уткнувшись лицом в изгиб его шеи, и чувствую странную наполненность в груди. И думаю о том, как сильно я хотела бы, чтобы мы могли остаться вместе.
16
КАЖЕТСЯ У НАС МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ, ТОЛЬКО МЫ НЕ ПАРА. ТАК ВЕДЬ, ИЛИ?!.
Отсутствие папарацци радует, и нам настолько нравится пребывание в мотеле, что мы останавливаемся в таком же в Далласе. Никто не ожидает, что участник Crack Bikini появится в таком месте — и это нас устраивает. Когда я просыпаюсь, комната буквально ломится от многочисленных улик. Свидетельств нашего присутствия. На столе лежат наушники, гитара, синтезатор, недопитая бутылка вина и остатки пиццы.
И сам он тоже.
Даже не знаю, как назвать это чувство, но каждый раз, когда смотрю на Кенну, я ощущаю смесь боли и удовольствия. Маккенна улыбается, когда я подхожу, но продолжает напевать, пробегая пальцами по клавиатуре. Мелодия нежная, как в балладе.
— Эта песня всё время крутится у меня в голове, — говорит он.
Понятное дело. Ведь это и есть причина, по которой они получили три премии «Грэмми» и многие считают их современными богами рок-н-ролла. И когда я наблюдаю за Маккенной — за тем, как он сочиняет музыку, с закрытыми глазами бормочет что-то себе под нос, прежде чем записать слова, — я чувствую, как стены вокруг меня тают. Из-за него. Из-за того, как легко потерять себя, будучи в центре внимания. Специально изготовленные автобусы для гастролей с их большими, яркими огнями. Не говоря уже о голубых светильниках в салоне, благодаря которым чувствуешь себя чуть ли не в чёртовом борделе. Половину времени прячешь своё лицо, чтобы хоть немного побыть в одиночестве. Никогда не смогла бы так жить. Даже ради него. Но он довольно неплохо с этим справляется. Он такой же, каким был раньше, только ещё более смелый и уверенный в себе.
И его уверенность, его смелость — сексуальна.
Я спокойно наблюдаю за ним, впервые признавая, что, возможно, именно так всё и должно быть. Может, эта поездка даст мне не возможность отомстить. Может, она подарит мне покой.
Сосредоточенно изучаю его уши, отмечая, что они немного маловаты для его головы, и восхищаюсь им, глядя, как он пишет свои композиции. Судя по тому, что Кенна сейчас напевает себе под нос, уверена — это баллада.
Помню одну статью в журнале Rolling Stone. Его и близнецов спросили о папарацци, и они заявили что-то вроде: «Половина из этого — чистая ложь. Появляются всякие фотографии, и что хуже всего, ты не помнишь, кто сделал эти снимки, когда и где».
— А другая половина? — поинтересовался интервьюер.
Они рассмеялись, и именно Маккенна сказал: «Правда. Каждое грёбаное слово».
Ещё ребята рассказали, как записывали песни, как проводили дни и ночи, репетируя и настраивая звук, как пели часами напролёт, чтобы добиться абсолютно точного звучания. Речь шла и о восемнадцатичасовой работе в студии и о том, как они смогли возглавить хит-парады Billboard. Интервью закончилось тем, что ребята обсудили свой довольно беспечный подход к созданию нового материала — то, как они собирались вместе, чтобы писать, делать наброски текстов, придумывать мелодии. Разговор шёл обо всём об этом.
Но здесь и сейчас есть только он, с потёртой красной гитарой в руках, такой же крутой, как и держащий её рокер.
Маккенна напевает вступление песни, потом, дёрнув подбородком подзывает к себе.
Я не плакала, когда он от меня ушёл. Если бы начала, то никогда бы не остановилась. Но когда Кенна откладывает гитару в сторону, хлопает себя по колену, и я опускаюсь на него и слышу, как он шепчет мне на ухо пять слов из песни, то с удивлением чувствую подступающие слёзы.
До этого месяца мне не приходилось слышать так близко его голос. И я не была готова к тому, что каждый раз меня будет бросать в дрожь. Что это будет так сильно трогать.
— Давненько у меня не получалось писать, — шепчет он, и на его губах появляется очаровательная улыбка. — Спасибо тебе, Пандора, за эту песню.
Я молча киваю. Не могу поверить, что через несколько недель буду проводить остаток своих дней, видя его только по телевизору. Наблюдая только издалека.