Разъяренный (ЛП)

— Что? — Теперь Пандора ошеломлена — чемодан и сборы забыты, она уставилась на меня раскрыв рот. — Но ведь группа — это часть тебя.

— Как и ты, — дерзко замечаю я, затем понижаю голос. — На самом деле, ты — самая большая, самая важная часть меня.

Пандора смотрит на меня так, словно то, что я только что сказал, — чистая, неприкрытая пытка. Как будто это причиняет ей боль, настоящую боль. Но на этот раз я не могу её отпустить. Я не могу во второй раз в своей жизни от неё уйти.

— Пинк, мне нравится писать свои песни и петь, но тебя я хочу больше. Я хочу остепениться… Я хочу чего-то нормального. Хоть раз в жизни я хочу чего-то нормального.

— Я очень далека от нормы, Кенна, — выдавливает она с горьким смешком.

— Но ты — то, чего я хочу. Я хочу дать тебе нормальную жизнь.

— Ездить на байке? На «ламборгини»? Это ведь ненормально, — всхлипывает она, и хотя её глаза покраснели и немного увлажнились, она борется с собой, чтобы не дать волю слезам.

Внутренности скручивает от разочарования, тогда я хватаю её за плечи и слегка встряхиваю.

— Мать твою, Пинк. Мы что, будем из-за этого ссориться? А? — Я приподнимаю её подбородок. — Ладно, прекрасно. Я уступаю. Ты ненормальная. Я ненормальный. Но я хочу дать нам наш собственный вид нормальности — который может быть странным и чокнутым, но у нас получится.

— Я… — Она бросает на меня взгляд, затем закрывает глаза и шепчет: — Ты очень сильно меня искушаешь.

Взяв её ладонь, вкладываю кольцо внутрь, сжимаю пальцы вокруг драгоценного металла, ценность которого ничего не значит по сравнению с ней, а затем смотрю ей в лицо и жду. Моё сердце колотится в груди, как дикий зверь в клетке. Она сногсшибательна: белоснежная кожа, накрашенные тёмной помадой губы, глаза, похожие на тёмные озера ночью, блестящие тёмные волосы с очаровательной розовой прядью. Маленькие груди, маленькая попка, длинные ноги и эти высокие остроносые сапоги…

Мне всё это нравится.

Я всё это хочу.

— Но ты ведь всё равно не скажешь «да»? — настаиваю я.

Скажи.

Да.

Детка, скажи «ДА».

Она не отвечает, поэтому я понижаю голос до самого низкого тона — того, который я использую, когда пою баллады.

— Приди на концерт, потому что я тебя прошу, а не потому, что тебе за это заплатят. Приди, если ты когда-нибудь меня любила. Если ты когда-нибудь сможешь меня полюбить. Приди ко мне, Пинк. Приди послушать, как я пою в «Мэдисон-сквер-гарден».

Её глаза смягчаются от эмоций, и я чувствую, как эти эмоции скапливаются у меня внутри.

— Мне показалось, тебе не понравилось, что я была там и смотрела, как ты поёшь.

— Возможно, потому что раньше у меня не было того, что я хотел бы дать тебе послушать, — признаюсь я, чмокая её сначала в лоб, а затем в ухо. — Если ты всё-таки решишь прийти, дай знать Лайонелу. Он проводит тебя на твоё место.

— Не уверена, что это хорошая идея, — уклоняется она, но крепко сжимает в кулаке моё кольцо. — Думаешь, я появлюсь, ты мне споёшь, и мы будем жить долго и счастливо?

— Это то, к чему я стремлюсь, — мягко улыбаюсь Пандоре, разрываясь между желанием её встряхнуть, умолять и откровенно приказать ей делать то, что я говорю. — Чёрт, Пинк, просто скажи, что придёшь.

— Тогда согласись отпустить меня домой одну. Ты нужен своей группе.

Я колеблюсь. Кажется, она отчаянно хочет немедленно от меня избавиться. У меня нет уверенности, что Пандора придёт. Но если она этого не сделает…

Тогда сам иди за ней, болван.

— Если я соглашусь, ты придёшь? — допытываюсь я, желая добиться от неё хоть какого-то согласия.

— Да, — говорит она, глядя на меня и раскрывая ладонь, как будто думает, что я хочу вернуть кольцо. Я снова обхватываю её руку так, чтобы она сжала его пальцами.

— Оставь его себе. Оно принадлежало первой женщине, которую я полюбил, так что вполне логично, что оно должно остаться у последней.

— Кенна! — вскрикивает Пандора, но прежде чем она успевает придумать тысячу и одно оправдание тому, почему она не может прийти на мой концерт — оправдания тому, почему она до сих пор не может мне открыться, — я выхожу оттуда, надеясь, что это кольцо никогда ко мне не вернётся.

Как это уже было однажды.

20 ЯЩИК ПАНДОРЫ Пандора

Обычно на этом этапе путешествия — когда я сижу на жёстком пластиковом стуле у выхода, ожидая сигнала о посадке на рейс, — у меня потеют ладони, бешено колотится сердце, а желудок скручивает так, словно меня вот-вот стошнит. Но на этот раз моё внимание сосредоточено на другом, мои глаза полностью сосредоточены на маленьком бриллианте…

Я не могу перестать разглядывать маленький бриллиант на изящных лапках-крапинах, высоко поднятый в воздух и молящий о внимании. Это кольцо бесценно для Маккенны, и я знаю, что ни один бриллиант в мире не значит для него больше, чем этот. Ни один бриллиант в мире не значит для меня больше, чем этот, потому что он принадлежал его матери. А он любил её всем своим существом.

Как и я люблю свою мать.

Мою маму…

Продолжаю думать о ней, вцепившись в подлокотник и крепко держась за него, во время взлёта самолёта.