Когда подходит официант, Брук не останавливается, и я слышу, как Ремингтон сам делает для неё заказ. Она продолжает разговаривать со мной, слышу, что Маккенна заказывает еду для себя, и не успеваю открыть меню, чтобы решить, что заказать мне, как понимаю, что он заказывает и для меня тоже.
— Она будет мандариновый салат и жареные гребешки.
Я резко обрываю Брук на полуслове и поворачиваюсь, стучу сбоку по его твёрдому черепу.
— Тук-тук.
— Кто там? — дразнит он меня.
— Ты только что сделал заказ для меня, даже не спросив, что я хочу.
Он с ухмылкой откидывается назад.
— Хорошо, Пандора. Чего ты хотела бы? — приподнимает он одну бровь, и, боже, чего я только не хочу сделать с этой ухмылкой. Целовать. Облизать. Укусить. И всё это сразу.
— Мандариновый салат и обжаренные гребешки, — наконец признаю поражение я, ненавидя себя за то, что он заставляет меня улыбаться ему в ответ.
— И что заказал я?
Он так.
Ухмыляется.
Боже!
Чувствую вдруг, что голодна, и всё из-за его чёртовой ухмылки. Я всю свою жизнь любила мандарины и морские гребешки — с тех самых пор, как мы тайком ходили в доки. И глубоко в мозгу слышится глупый голосок:
Как такой пустяк смог превратить меня в кашу?
— Может, я хотела что-нибудь другое, — возражаю я, продолжая улыбаться.
Он с ухмылкой приподнимает бровь.
— Но это ведь не так. Поверь, я знаю, чего ты хочешь, Пинк.
Боже, помоги мне, я хочу поцеловать эту ухмылку. Поцеловать так крепко, что потом уже я буду той, кто станет ухмыляться ему в ответ. Но тут Брук пинает меня под столом и показывает универсальный знак «идём-в-туалет-обсудить-парней».
Отлично.
Мы извиняемся, и как только оказываемся вне пределов слышимости, она набрасывается на меня — ей не терпится узнать, что творится.
— Что происходит?! — спрашивает Брук, когда мы врываемся в туалет.
В своём коротком чёрном платье и на заоблачно высоких каблуках она выглядит на миллион баксов. Я подхожу к зеркалу, смотрю и вижу там… себя. Похожую на маленькую сердитую чёрную ворону с розовой прядью, готовую к атаке. И Брук. Лицо которой словно светится изнутри. Так как она знает, что нужна.
— Мы с этим парнем были знакомы раньше. А сейчас меня взяли для съёмок в их дурацком фильме, и мы трахаемся.
Я мою руки и стараюсь не встречаться взглядом со своим отражением в зеркале, но всё же бросаю украдкой быстрый взгляд и пытаюсь заставить исчезнуть морщинки на лбу.
— Правда? Ты трахаешься с ужасной тройкой из Crack Bikini? — спрашивает Брук, не веря в это так же, как и я сама.
— С самым главным. Но это ненадолго.
— Но он тебе нравится! О боже!
— Нет! — хмурюсь я.
— Да.
— Он делает это просто для того, чтобы меня позлить! — выкрикиваю я, раздражённая из-за волнения и страха, которые вызывают во мне слова Брук.
— Нет, он делает это не для того, чтобы позлить тебя. И как ты можешь так говорить, если даже не замечаешь, когда он это делает?
— Он настоящий кобель, Брук. Он смотрит на мой рот, потому что ему нравится, когда я им кое-что делаю. Держу пари, у него в голове одни только грязные мысли, — говорю я. Во мне вспыхивают воспоминания о том, как он кормил меня своим членом, и я не могу полностью подавить проносящуюся по телу дрожь.
Она смеётся и пожимает плечами.
— Возможно. Но лично мне нравится, когда Ремингтона посещают всякие грязные мысли обо мне в присутствии других людей. Я вижу это по его глазам. Иногда я просто трусь об него всем телом, чтобы подтвердить свои подозрения, и мне нравится, когда доказательства врезаются в меня, а он рычит.
Я в удивлении поднимаю брови, потом смеюсь.
— Ты перестала заниматься сексом с Реми, когда у тебя родился ребёнок?
— Ты серьёзно?
— Мне просто любопытно, как… живут пары, когда у них появляются дети.
Брук улыбается, затем в её глазах появляется мечтательный огонёк, и она признается: