Разъяренный

И… когда у меня забрали ребёнка оттуда, где я лежала на родильном ложе, и где я больше не была одна.

Неважно, как бы сильно страдала мама при мысли, что я забеременею, но она не смогла бы вынести, если бы я сделала аборт. Она… гуманный человек. Но если она станет держать меня подальше от Маккенны…

— О, это обручальное кольцо? — спрашивает женщина в соседнем кресле. Она выглядит ровесницей моей матери, за исключением того, что она гораздо сердечнее и разговорчивее.

Я улыбаюсь ей и, прежде чем даже осознаю, что делаю, протягиваю руку, как какая-нибудь идиотка, готовая идти к алтарю.

— Это… кольцо-обещание.

О боже, зачем я его взяла? Он не понимал, что делал, когда снова отдал его мне. Он больше не знает, кто я, кем стала после него. Что у нас родилась девочка. Что у нас могла бы быть семья. И всё же я так зациклилась на нём, что снова надела кольцо и с тех пор кручу его на пальце. Рассматриваю, подношу к губам, закрываю глаза и целую, потому что скучала по нему так же, как скучала по Маккенне. По его глазам, его улыбке… по тому, как мы были счастливы.

— Ах, кольцо-обещание, — говорит женщина, вздыхая, когда я возвращаю руку на колени. — Любовь — чудесная вещь, — продолжает она, слегка сжимая мою руку и загадочно улыбаясь.

Я улыбаюсь ей в ответ и больше ничего не говорю. Боже, я просто жутко потрясена. Потрясена, взволнована, полна надежд и напугана так же, как Магнолия, боящаяся монстров в своём шкафу. А я боюсь монстров в своём теле! Мне действительно трудно смириться с этой новой, удивительно пугающей ситуацией, в которой у нас с Маккенной может быть появится ещё одна попытка. Ещё один шанс. Боже, даже слова «у нас» звучат странно! Он ушёл, заставив меня страдать, но теперь он хочет, чтобы я вернулась. И хотя я веду себя так, будто никогда не вернусь — и сомневаюсь, смогу ли когда-нибудь по-настоящему к нему вернуться, — разве в действительности он меня когда-нибудь терял?

Как можно перестать принадлежать кому-то, кто опустошил тебя так, как сделал это он?

Как может твоя первая и единственная любовь пронестись сквозь тебя подобно торнадо и не оставить даже следа?

И теперь нелепо ведёт себя моё тело. Моё сердце, мои лёгкие — даже мой мозг. Чувствую себя так же, как тогда, когда мне было семнадцать и я была готова сбежать с ним. Когда вспоминаю горячий поцелуй, которым он одарил меня всего несколько часов назад, перед тем как я села в самолёт, внутри всё переворачивается.

— Увидимся в Нью-Йорке? — спросил он, снова целуя меня, как будто не мог удержаться.

Я сказала «да», но было ли это правдой?

Или я солгала?

Ты чёртова лгунья, Пандора. Если ты не расскажешь, что ты сделала, что произошло после того, как он ушёл, у тебя не может быть будущего. Ты должна ему всё рассказать. Ты обвиняла Кенну… но теперь-то ты видишь, что это была не его вина… это всё ты…

Боже, я бы хотела, чтобы наши ошибки никогда не увидели белого света. И, подобно маленьким монстрам, всегда оставались в шкафу. Но если я выпущу из шкафа своего монстра, он будет преследовать не только меня, он будет преследовать нас.

♥ ♥ ♥

ПРИЛЕТЕВ В СИЭТЛ, я ловлю такси и направляюсь домой, мозг медленно перебирает варианты, так как клоназепам притупляет сознание. Передо мной открывается возможность начать всё сначала. Второй шанс. Почему бы и нет? Любой, у кого есть хоть капля любви к себе, любой, кто любил Маккенну хотя бы на треть так, как его люблю я, дал бы себе шанс.

«Почему нет?» — кричит какая-то часть меня.

Я знаю, почему нет, но не хочу этого слышать. На самом деле, я почти готова снова собрать вещи на целый чёртов год. Мне почти удалось убедить себя, что мы можем продолжить с того места, на котором остановились, — с того времени, когда я была готова отправиться вместе с ним навстречу закату. Я представляю, когда Кенна увидит, что я вернулась, его глаза засияют, как луна, на которую воет его внутренний волк. Я практически ощущаю вкус отчаяния, когда крепко его поцелую. Потому что именно такой поцелуй я собираюсь ему подарить, когда снова увижу. Такой, который заставляет мужчину перестать задавать вопросы и не думать ни о чём, кроме женщины в его объятиях — к счастью, этой женщиной являюсь я, — и мы сможем продолжить с того места, на котором остановились. Он и я. Влюблённые заново.

Я уже взволнована, позволив мечтательнице во мне быть ослеплённой кольцом-обещанием на моём пальце.

Она в своём кабинете с приоткрытой дверью, сидит за огромным письменным столом, который, кажется, сделан только для того, чтобы поддерживать вечную стену между ней и миром.

— Пандора, — говорит мама и слегка улыбается. Никаких эмоций. Её голос даже не дрожит.

Неужели я также говорю?