Разъяснитель недоразумений

И тут я опешил. Размера-то я не знал! 36, 37, 38, 39? А ведь это важно! А вдруг не попаду? Это будет катастрофа! Ведь когда дело касается красоты женщины, нужно попадать в десятку – семерок, восьмерок, девяток они не признают. А если попадешь в молоко, можно потерять их навсегда! Я представил, как принцесса надевает эти чудесные туфельки, а они ей малы или немного великоваты. Она бы ничего не сказала, но я уверен, что несколько раз бы пожалела, что приехала ко мне. Поэтому я протянул туфли назад продавцу от греха подальше. А он видел, что я расстаюсь с чем-то самым дорогим в моей жизни. Я осознал, что стал чистосердечной жертвой облома. Ведь я никогда не смогу преподнести этот подарок, если даже буду знать размер. Ведь где 36, там и 37, а где 37, там и 38. Чуть жмет, чуть болтается, чуть… чуть… Тут ватку не подложишь. Я был в ужасе. Все равно нужно мерить!

– Покажите мне все размеры, – попросил я в отчаянии продавца.

На складе я стоял среди тысяч туфель, и мне нужно было выбрать именно те, которые подошли бы женщине, что приехала за тридевять земель ради меня. Я брал в руки туфли, щупал и смотрел на размер – один, другой, третий, 35-ый, 34-ый, 33-ий, 36-ой, 37-ой, 39-ый?! Сопоставлял их. Иногда туфли одного и того же размера были разными. Выбившись из сил, я распластался на полу. Мне казалось, что дыхание мое остановилось. Я понимал, что, если я не найду нужные мне туфли, принцесса покинет меня. Покинет навсегда. Мне придется возвращаться в мою старую жизнь, в которой для меня уже нет места. Я видел, как туфли засыпали меня, и я задыхался среди их размеров, как не умеющий плавать утопающий.

Я вышел со склада.

– Ну что, выбрали? – спросил продавец.

Я не ответил, но вдруг …

Я смотрел на пару туфель, которые стояли на витрине у меня перед носом, которые я увидел первыми, которые вызвали у меня интерес. Когда я представил их на ножках принцессы, вдруг раздался крик у меня в душе! Пронзительный нескончаемый восхитительный крик! Крик, который превращал принцессу в другое существо, которому не было описания, которое вызывало восхищение. Восхищение, которому хотелось довериться и которому не было объяснения.

Эти туфли я еще не держал в руках. Я медленно подошел и взял в руки эту пару туфель с радужным каблуком. Она мне показалась легче воздуха. Я перевернул туфли и увидел, что размера на них не было…

***

      Я вбежал в офис. Принцессы не было, чемодана тоже.

***

Я прибежал на вокзал, на перрон. Бежал вдоль поезда, всматриваясь в окна.

Принцесса сидела в одном из купе и грустно смотрела перед собой. Я хотел было подать сигнал, но объявили отправление.

Я обратился к проводнику:

– Здравствуйте, извините. Не могли бы вы передать принцессе – извините, женщине из восьмого купе вот эту коробку?

Проводник оказался старым знакомым, который разрешил нам доехать до отстойника, когда приехала принцесса.

Он улыбнулся и взял коробку.

Поезд тронулся, а я не почувствовал расставания.

***

Когда принцесса открыла коробку, она посмотрела в окно, но поезд уже покинул вокзал.

Она сняла белые кроссовки, и надела на розовые носочки бирюзовые туфли с радужным каблуком. Они были ей точно в пору.

Вагон ехал через голые поля и густые леса.

В плацкартном вагоне она была единственной женщиной, но она не боялась. Ведь я был рядом.

Она сняла плащ так, как не снимала его никогда. Она села на полочку и положила ногу на ногу так, что взгляды мужчин окутали ее тело.

Мужчины смотрели только на нее. Смотрели все подряд.

Она попросила у проводника чай, чтобы успокоить дыхание. Ее легкие раздувало воздухом, хотя в вагоне было душно. Она вдыхала весь воздух вагона, не оставляя остальным ни капли.

Каждый, кто проходил мимо ее купе, хотел немножко задержаться, чтобы посмотреть на нее взглядом, не требующим комментариев. Мужчинам было тесно среди себе подобных, и они предпочитали окунуться в ее взгляд, в ее прическу, в ее чуть оголенные ноги. Ее пожирали глазами те, для которых она была создана.

И она не боялась. На ножках ее сверкали пряжками туфли неизвестного размера с радужным каблуком.

Она расстегнула ворот блузки и этим не оставила мужчинам шанса отвернуться и забыть ее.

Они продолжали смотреть. Кто смотрел, делая вид, что читает газету, кто прятал взгляд в окне, а кто, не стесняясь, смотрел прямо, иногда глотая сладкую слюну.

Она попросила достать матрац с верхней полки. Они сделали это. Затем сами постелили ей постель. Вагон самцов переглядывался между собой. Если бы это были звери, они сейчас дрались бы из-за нее!

Прикрывшись простыней, она сняла блузку и тихо вздохнула, но этот вздох пролетел по вагону, как крик хищной птицы для тех, кто следил за ее движениями глазами, ушами, нюхом. Она повернула голову к стене. Она чувствовала, что теперь, когда она не смотрит, каждый, проходящий мимо, оставлял на ней свой взгляд, придающий ей силу.

Она испытывала до сих пор неизвестное для себя чувство. Ей не хотелось называть это чувство, хотелось просто чувствовать.