Разиэль

Она бы утонула, если бы я не вдохнул в неё, не наполнил её… Это знание делало меня беспокойным, несчастным. Возбуждённым тем, что она задержала моё дыхание внутри своего тела. Чувство было эротичным, явным и сильным. Она задержала моё дыхание, саму мою сущность, такую сильную связь, как если бы она держала моё семя, мою кровь. Я был внутри неё, и в ответ часть её требовала меня, владела мной. Я был безвозвратно привязан к ней и ненавидел это. Мне было тяжело просто думать об этом, и я был одержим этим, и я должен был разорвать её хватку.

Я должен был настоять на том, чтобы дождаться церемонии обновления, пока с ней не разберутся. В моём истощённом состоянии я был бы невосприимчив к обаянию человеческой женщины.

Не просто какая-то человеческая женщина. Даже в самые уязвимые моменты я мог сопротивляться самым красивым, сексуальным женщинам, которых мне приходилось сопровождать.

К сожалению, я совсем не чувствовал желания воспротивиться тяжёлой ноше, повисшей на моей шее… Я испытывал… похоть.

Это было ненормально. Почему она, почему сейчас? Всё уже и так было в полнейшем беспорядке, и я поклялся больше не рисковать связью с женщиной.

Это означало, что мой единственный секс был с самим собой, быстрое, бездушное освобождение, которое удерживало меня от взрыва ярости и разочарования. Или с какой-нибудь неизвестной женщиной, ищущей ночи удовольствий. Ночь, о которой она не вспомнит.

Не вспомнил бы и я.

Каждая женщина в нашем скрытом королевстве была связана с одним из нас. Не было потомства, чтобы вырасти и продолжить традицию. Женщина могла войти в Шеол только как связанная пара, так что мне чертовски не повезет, если я захочу новую пару, и это должно быть приносило уйму удовольствия Уриэлю. Хотя всё, что причиняло боль и дискомфорт Падшим, приносило Уриэлю… удовлетворение. Я был совершенно уверен, что он не способен испытывать радость.

Но сейчас я слишком устал, слишком нервничал, чтобы найти решение проблемы Элли Уотсон.

Я даже не мог оставить её на ночь. Уложив её спать, я взял на себя определённую ответственность за неё, по крайней мере, до тех пор, пока она не проснётся, сон продлиться должен от шести до двадцати четырёх часов. Даже если бы её сон был нормальным, я не мог оставить её здесь одну, пока не добьюсь обещания хорошего поведения с её стороны. Я не мог рисковать тем, что она снова сбежит, океан может забрать её или если ей удастся найти границы нашего королевства, Нефилимы будут ждать.

Была только одна кровать, и будь я проклят, если отдам её ей. Скорее всего, она проспит не меньше восьми часов. Она соскользнула дальше и теперь лежала на полу, наполовину под кофейным столиком, положив голову на толстый белый ковёр. Ей будет хорошо там, где она сейчас.

Я допил вино и направился в спальню. Распахнул ряд окон, выходящих на океан, и глубоко вдохнул успокаивающий воздух. Даже в разгар зимы, когда падал снег, я держал окна открытыми. Мы были невосприимчивы к холоду, тепло наших тел автоматически корректируется. Шум океанских волн успокаивал, а прохладный ночной воздух напоминал мне, что я жив. Мне нужно было это напоминание о простых вещах, которые составляют мою жизнь.

Я разделся и скользнул под прохладные шёлковые простыни. Моя рука всё ещё пульсировала в том месте, куда попал яд, но всё остальное хорошо зажило, благодаря солёной воде и крови Сары. Моя рука и член пульсировали… и в том и в другом была виновата Элли Уотсон.

Я закрыл глаза, решительно настроившись заснуть.

Не смог. Я продолжал представлять её на полу, мёртвую для мира. Эти несколько дней были тяжелыми и для неё. Я знал, что она свернулась калачиком рядом со мной на твёрдой земле прошлой ночью… я смутно осознавал это сквозь туман боли, и мне было спокойнее.

Через час я сдался, вылез из постели, по которой так стосковался, и направился к двери. В последнюю минуту я остановился и натянул джинсы. Нагота мало что значила для Шеола, и я не заботился о сохранении её благопристойности. Это было моё собственное искушение, которое я пытался избежать. Даже шёлковые боксёры или пижамные штаны были слишком тонкими, чтобы их можно было легко снять. Эти джинсы были застёгнуты на пуговицы, а не на молнию, и, чтобы их снять, требовались большие усилия. Это даст мне время подумать дважды, прежде чем совершить такой глупый поступок.

Я распахнул дверь и вернулся в гостиную. Она была освещена только прерывистым лунным светом, отражавшимся от глади моря, а она была просто сгорбленной фигурой в тени. Я подошёл и подхватил её на руки. Она была тяжелее некоторых, но не настолько, чтобы заметить — её вес доставлял не больше хлопот, чем вес буханки хлеба для смертного. Я отнёс её в спальню и осторожно положил на кровать.

Ей нужно было набраться сил — она не смогла убежать далеко, а после трёх лестничных пролётов она уже запыхалась. Она была избалованной городской девушкой, не привыкшей двигаться.