Разитель. Трилогия (СИ)

Чтобы разобраться в этом, следует, наверное, обратиться к истории. А именно – к весьма бурной, хотя и кратковременной, поре Исхода.

Она началась почти сразу после того, как возможность вневременного (читай – мгновенного) перемещения в пространстве на любое расстояние из области отвлеченной теории перешла в категорию дел, практически разрешимых. Как и большинство открытий и изобретений, вневремянка появилась на свет именно тогда, когда потребность Теллуса – в то время единственной обитаемой планеты, тешенной и перенаселенной – в чем‑то подобном дожгла своего пика.

Планета к тому времени была уже высосана и загажена немыслимого предела. Хотя и неравномерно. Но она не могла более прокормить девять миллиардов своего населения. Именно на этом рубеже удалось путем неимоверных усилий и крутых, нередко просто жестоких мер уравновесить число ее жителей. Уменьшить это количество не удалось ни кнутом, ни пряником. Тем более потому, что процесс был противоречивым: жизнь каждого человека становилась все продолжительнее, и гуманистические традиции не позволяли отказаться от этого. Сокращать же рождаемость можно было лишь до определенного предела, иначе Теллус в скором будущем превратился бы в мир пусть и здоровых и жизнерадостных, но все же стариков и старух. Это неизбежно отозвалось бы на качестве развития – всего того, что принято называть прогрессом: даже при завидном здоровье с годами люди начинают думать и действовать все более консервативно. А известно, что остановка в развитии означает начало деградации – и человека, и общества в целом. Но даже не деградацией, а просто гибелью угрожало истощение недр, потепление климата, уменьшение содержания кислорода в атмосфере и пригодной для питья пресной воды в водоемах. Все это было прямым следствием непрекращавшегося развития промышленности, отказаться от которого общество не могло, отлично сознавая все связанные с ним опасности, подобно тому, как наркоман не может отказаться от своего зелья, хотя в минуты просветления прекрасно понимает, какими будут последствия.

Давно уже было понятно: единственный выход следовало искать в массовой эмиграции на планеты, которых в ближайших областях Галактики было к тому времени исследовано (дистанционно, разумеется) немалое количество. Было ясно, однако, что при помощи кораблей – пусть даже суперлайнеров – можно вывезти тысячи человек, ну десятки тысяч, а речь шла о сотнях миллионов. Для строительства такого флота, какой мог хотя бы приблизиться к званным цифрам, у Теллуса не было ни материалов, ни энергии, ни времени: всего этого нужно было на один‑два порядка больше, чем можно было мобилизовать даже путем полного отказа от всякого иного производства.

Зная это, понимаешь, каким прекрасным выходом явилось возникновение вневременного транспорта.

История его создания была достаточно тривиальной. Теория вневременных перемещений разрабатывалась хронофизиками нескольких государств. Начало тому было положено примерно в одно и то же время и (как и следовало ожидать) в сверхсекретных лабораториях военных ведомств. Первоначально принцип Гусева‑Шмидта (не следует думать, что эти ученые работали совместно, нет, они разрабатывали свои теории независимо друг от друга, и, как ни странно, Гусев – в Арме, Шмидт же – в Рутении) – итак, принцип этот прежде прочего был приспособлен для разработки нового сверхоружия – «Мгновенной бомбы». Преимущество ее перед любым другим средством массового уничтожения было заранее ясно: такая бомба не нуждалась ни в средствах транспортировки, ни во времени, потребном для доставки ее к цели; следовательно, ее невозможно было перехватить в дороге. Разработка шла, разумеется, в глубокой тайне, но лозунг полной невозможности большой войны при наличии такого, в полном смысле слова абсолютного оружия просочился на информационную поверхность еще задолго до того, как в СМИ появились первые смутные сообщения об испытаниях чего‑то такого. Испытания проводились обеими державами глубоко в недрах, в тридцатикилометровых шахтах, и привели к относительно небольшим (два‑три балла) землетрясениям в ближайших сейсмически неустойчивых районах. Теория превратилась в практику.