Но выстрелов так и не прозвучало, и мы благополучно (хотя и не скажу, что очень легко) прошагали минут пятнадцать – сперва вверх по травянистому склону, потом – по узкой, петлявшей меж деревьями тропке. Шли, пока впереди не почудилось что‑то более темное, чем сама ночь. Взламывая тишину, в той стороне глухо залаяла собака. Почему‑то этот звук обрадовал меня: он был естественным, совсем земным.
– Стой! – едва слышно скомандовала Мартина. И – как мне показалось во тьме – что‑то поднесла ко рту. Но никакого звука не раздалось, напротив, смолкла собака. Мы продолжали стоять, видимо, ожидая чего‑то. Прошло с полминуты, впереди засветилось окно. А потом слабый свет обозначил и отворившуюся дверь. Человек вышел и медленно приблизился к нам.
– Кому не спится? – негромко спросил он, остановившись шагах в пяти. Луч звезды отскочил от предмета, который человек держал в вытянутой руке. Похоже, встретивший нас принадлежал к тем, кому разрешалось иметь оружие. Или же он не признавал законов. Я подумал, что второе было бы предпочтительнее. Голос человека был немолодым и хрипловатым. В нем звучала память о схватках со стихиями. Мне не раз приходилось слышать такие голоса.
– Онемели, бзинкшт?
– Абердох, это Мартина.
Бзинкшт, бзинкшт. Где это я?.. Бзинкшт!
– Сам вижу, – проговорил он ворчливо. – Давненько не встречались, девушка. А с тобой кто?
– Старый знакомый, – вступил в разговор и я.
– Да? – Это прозвучало крайне недоверчиво. – Что‑то не припоминаю я таких знакомых…
– Да нет, – сказала Мартина, – это он шутит. Он просто…
– Помолчи‑ка, девушка, – перебил он. – Шутники такие все уже перевелись. Знакомец, заходи в дом, ступай медленно и руки держи – сам должен знать, как… Дернешься – зажарю. А ты, Мартина, постой пока на месте. Все женщины – существа легковерные, вас провести – не успеешь глазом моргнуть…
Мартина промолчала, а он все ворчал, пока я не переступил через порог, чтобы оказаться в просторной и аккуратной кухне, занимавшей, похоже, больше половины всего строения. Диск под потолком давал не очень много света, но достаточно, чтобы нам разглядеть друг друга. Разглядывание заняло минуты полторы. Столько времени потребовалось и ему, и мне, чтобы за искусственным обликом, за личинами, которые носили мы оба, разглядеть подлинные черты. Потом он сказал – уже совсем другим тоном:
– Вот так раз! Верь после этого слухам…
– С тебя сто двадцать пять галларов, – молвил я в ответ.
– Всего‑то? Что‑то не помню, чтобы я у тебя занимал.
– Мне во столько обошлись поминки по тебе – когда, объявили, что ты накрылся. Вот и плати теперь.
– Нет, – сказал он. – Ты путаешь. Это ты сгорел там, со всей твоей командой. Мне божились, что свои глазами видели. Все подробности рассказывали – как вас скидывали с обрыва…
– Мужики, – донеслось снаружи. – Или деритесь побыстрее, или я войду: здесь продувает!
– Да заходи уж, – Абердох не повысил голоса, и Мартина услышала и оказалась тут как тут.
– Ну, разобрались со своими задницами? Где чья?
– Ты вот что, покойник самозваный, – сказал я. Если не хочешь отдавать денег, покорми нас хотя бы. А потом, по старой памяти, окажешь мне полное содействие.
– Гостеприимство окажу, – согласился он. – А что касается содействия – ты сперва скажи, на кого работаешь.
Я ответил не сразу. Абердох в прошлом был человеком кремневой надежности; правда, звали его тогда иначе. Но в тряске по ухабам жизни и не такие конструкции разбалтывались, расшатывались, начинали терять гайки… Жизнь сводила и разводила нас не однажды, и оказывались мы то по одну линию фронта, то по разные и выцеливали друг друга – к счастью, никому из нас не повезло. С кем‑то он сейчас?.. Рыться в его начинке было бесполезно: он был сенсом если и не покруче моего, то, во всяком случае, достаточно сильным. Приходилось полагаться на интуицию. Я, как и обычно, решил ей поверить.
– Работаю на себя самого. Ему было отлично известно, что это значит.
– Тогда вопросов нет. Девушка, ну‑ка пособи накрыть на стол.
За ужином мы кое о чем договорились. Оружие и всю солдатскую амуницию я оставлял у него – до востребования. Он же одевал меня, по его заверениям, так, как принято было одеваться в Топсимаре. Мартина подтвердила, что я буду выглядеть совершенно нормально. И закончила:
– Что же, пора прощаться. Проснуться я должна в своей постели. У меня тут еще дела.
Я крепко обнял ее и поцеловал, не стесняясь чужого присутствия. Абердох, впрочем, деликатно отвернулся. Я сказал:
– Пожалуйста, береги себя. Очень прошу, ну очень… Она улыбнулась в ответ:
– Что с нами сделается? Не беспокойся, все будет в порядке. Еще увидимся.
– Я провожу, – сказал Абердох. Глядя, как он играючи подхватил мотор и реактор, я подумал, что время его не берет. Он ведь был если не вдвое, то уж точно раза в полтора старше меня. Хотя у нас – когда мы играли в одной команде – интересоваться возрастом было не принято – и правильно.
Перед уходом он показал мне, где можно прилечь и отдохнуть. Но тут же предупредил: