Различие и Повторение

Тем не менее различие — не сама данность, но то, посредством чего задается данность. И как же мышлению не дойти до этого, как не мыслить то, что более всего противостоит мышлению? Ведь тождественное мыслят изо всех сил, но без единой мысли; и, напротив, не заключена ли в различном высшая мысль, которую тем не менее нельзя мыслить? Такой протест Различного полон смысла. Даже если различие стремится распределится в разном вплоть до исчезновения, придания сотворенному им разному единообразия, сначала его нужно почувствовать как чувство разного. Его следует мыслить как создающее разное (не в силу возврата к обыденному применению способностей, но потому что разрозненные способности как раз и вступают в насильственную связь, навязывающую их друг другу). В сущности, бред—это здравый смысл, вот почему здравый смысл всегда вторичен. Мышлению необходимо мыслить различие, то полное отличие от мысли, которое тем не менее заставляет задуматься, наделяет мышлением. Лаланд прекрасно пишет о том, что реальность — это различие, тогда как закон реальности как принцип мышления есть тождество: “Итак, реальность находится в оппозиции к закону реальности, актуальным состояниям своего становления. Как могло установиться такое положение вещей? Каким образом основное свойство, непрерывно сглаживаемое собственными законами, учредило физический ми^р?”¹⁰⁴. Это равнозначно тому, что реальное—не результат управляющих им законов; что сатурновский Бог пожирает с одного конца то, что создал с другого, создавая законы, направленные против своего творения: ведь он творит вопреки собственному своду законов. Мы же вынуждены чувствовать и мыслить различие. Мы чувствуем нечто, противное законам природы, противоположное принципам мышления. Но даже если производство различия по определению “необъяснимо”, как избежать включения необъяснимого в самое мысль? Как не быть немыслимому в сердцевине. мышления? А бреду — в сердцевине здравого смысла? Можно ли ограничиться сопряжением невероятного с началом частной эволюции, не постигая его как высшую власть прошлого, беспамятство памяти? (В этом смысле частный синтез настоящего отбрасывал нас к другому временному синтезу — беспамятной памяти, а быть может и еще дальше...)

Парадокс, а не здравый смысл, является философским проявлением. Парадокс — философская напыщенность или страсть. Есть много разновидностей парадоксов, противостоящих дополнительным формам ортодоксии — здравому и обыденному смыслу. Субъективно парадокс прекращает обыденное применение и ставит каждую способность перед собственной границей как несравнимой с собой: мышление — перед немыслимым, которое тем не менее лишь одно и способно мыслить; ощутимое — перед неощутимым, сливающимся с интенсивным... Но в то же время парадокс наделяет расколотые способности связью нездравого смысла, выдвигая их на вулканическую линию, зажигающую каждую из них от искры другой и заставляющую перепрыгивать от границы к границе. Объективно, парадокс выявляет непредставимую в общей совокупности стихию; различие, которое нельзя сравнять или уничтожить ради здравого смысла. Справедливо утверждение, что единственное опровержение парадоксов заключено в самом здравом и обыденном смысле; но при условии, что они уже наделены как абсолютом, так и частной истиной, играют и судейскую, и частную роль.

***