непарные, асимметричные и несхожие “половины” — обе половины Символа, каждая из которых, в свою очередь, делится надвое: мыслительная половина, погруженная в виртуальное, состоит, с одной стороны, из дифференциальных связей, с другой — из соответствующих особенностей; актуальная половина состоит, с одной стороны, из актуализирующих эти связи качеств, с другой — из частей, актуализирующих эти особенности. Стыковку двух этих больших несхожих половин обеспечивает индивидуация. Вопрос о ens omni modo determinatum следует поставить так: в Идее вещь может быть полностью детерминирована (дифференцирована), и все же испытывать нехватку детерминаций, составляющих актуальное существование (она недифференсирована, еще даже не подверглась индивидуации). Если мы называем “отчетливым” полностью дифференцированное состояние Идеи, а формы количественной и качественной дифференциации — “ясными”, то должны отказаться от правила пропорциональности ясного и отчетливого: Идея сама по себе отчетливо-темная. И тогда она—дионисийская (в отличие от ясного-и-отчетливого аполлоновского представления) в своей сохраняемой и охраняемой темной зоне; в недиффе-ренцированности, которая тем не менее прекрасно дифференцирована; в доиндивидуальном, являющемся при этом особенным. Ее непроходящее опьянение — темное отчетливое, двойной цвет, которым философ изо всех сил дифферецированного бессознательного окрашивает мир.
Усматривать в задачах промежуточное субъективное состояние, через которое должно пройти наше фактически ограниченное познание — ошибка. Эта ошибка освобождает отрицание, искажает диалектику, подменяя (не)-бытие задачи не-бытием негативного. “Проблематичное” — состояние мира, измерение системы и даже ее горизонт, очаг: оно указывает именно на объективность Идеи, реальность виртуального. Задача как таковая полностью детерминирована, ей свойственна дифференцированность в той мере, в какой ее соотносят с полностью позитивными условиями — хотя она еще и не “решена” и тем самым остается недифференцированной. Или, скорее, она решена, как только поставлена и определена, но все же объективно сохраняется в порожденных ею решениях, сущностно отличаясь от них. Вот почему метафизика дифференциального исчисления обретает свое истинное значение, уходя от антиномии конечного и бесконечного в воспроизведении ради появления в Идее в качестве первого принципа теории задач. Такое состояние Идей-задач со множеством сосуществующих разновидностей, детерминациями частей, дистрибуциями подвижных особенностей и формированием вокруг последних идейных рядов мы назвали озадаченностью. Слово “озадаченность” означает здесь вовсе не состояние сознания. Мы называет усложнением состояние хаоса, удерживающего и включающего все актуальные интенсивные ряды, соответствующие воплощающим их и утверждающим расхождение идейным рядам. Хаос также вбирает в себя бытие задач, придавая всем формирующимся в нем системам и полям устойчивую ценность проблематичного. Мы называем импликацией состояние интенсивных рядов как коммуницирующих посредством различий, перекликающихся при формировании полей индивидуации. Каждый ряд “имплицирован” другими, которые в свою очередь имплицированы им; они составляют “упаковывающее" и “упакованное”, “решающее” и “решенное” системы. Наконец, мы называем экспликацией состояние качеств и пространств, покрывающих и распаковывающих систему между основными рядами: здесь вырисовываются дифференсиации, интеграции, определяющие конечное решение в целом. Но такие центры упаковки все еще свидетельствуют о стойкости задач, или об устойчивости ценностей импликации в ходе их объяснения и решения (репликации).