Различие и Повторение

1.Внутрициклическое повторение, состоящее в способе первых двух веков повторяться друг в друге, или, скорее, повторяют одну и ту же “вещь”, действие или грядущее событие. Именно таков тезис Иоахима, составляющего таблицу соответствий между Ветхим и Новым Заветами; но этот тезис еще не может превзойти простые аналогии мышления.

2. Повторение циклическое, где предполагается, что в конце третьего века,

или в крайней точке распада, все снова начинается с первого века:

аналогии, следовательно, устанавливаются между двумя циклами (Вико).

3. Но вся проблема в следующем: нет ли повторения, свойственного

третьему веку, только и заслуживающего называться вечным возвраще-

нием? Ведь то, что повторяли два первых века, проявится для себя только

в третьем; но в третьем веке эта “вещь” повторится в себе. Два “значения”

— уже повторяющие, но само означаемое — чистое повторение.

Именно этого высшего повторения, понятого как вечное возвращение

в третьем состоянии, уже достаточно, чтобы исправить внутри-

циклическую гипотезу и возразить гипотезе циклической. С одной

стороны, действительно, повторение в двух первых моментах уже

выражало не мысленные аналогии, а условия действия, при которых

вечное возвращение действенно; с другой стороны — эти два первых

момента не возвращаются, они, напротив, исключаются

воспроизведением вечного возвращения в третьем моменте. С этих двух

точек зрения у Ницше были глубокие основания противопоставить

“свою” концепцию всем циклическим теориям.

13 См.: Nietzsche F. Werke. Krdner, XII, 1-ге partie, § 106.

Таким образом, в этом последнем синтезе времени настоящее и прошлое являются, в свою очередь, только измерениями будущего: прошлое — как условие, настоящее — как агент действия. Первый синтез, синтез привычки, учреждал время как живое настоящее с пассивным обоснованием, от которого зависели прошлое и будущее. Второй синтез, синтез памяти, устанавливая время как чистое прошлое с точки зрения обоснования, заставлял настоящее проходить и становиться другим. Но в третьем синтезе настоящее является лишь актером, автором, агентом действия, обреченным на то, чтобы стушеваться; прошлое же становится лишь условием, действующим заочно. Синтез времени устанавливает здесь лишь предстоящее, которое утверждает одновременно необусловленный характер произведения и его независимость от автора или актера. Настоящее, прошлое, будущее раскрываются в трех синтезах как Повторение, но раскрываются очень по-разному. Настоящее — это повторяющееся, прошлое — само повторение, а будущее—это повторяемое. Итак, секрет повторения в целом состоит в повторяемом, как обозначенном дважды. Королевское повторение — это повторение предстоящего, подчиняющее себе два других и лишающее их автономии. Ибо первый синтез затрагивает только содержание и основание времени; второй синтез — его обоснование; кроме того, третий синтез обеспечивает порядок, систему, ряд и конечную цель времени. Философия повторения проходит через все “стадии”, обреченная повторять само повторение. Но эти стадии обусловливают ее программу — превратить повторение в категорию будущего, используя повторение привычки и памяти как преходящие этапы; борясь, с одной стороны, с Привычным, а с другой — с Мнемозиной, отказаться от содержания повторения, которое так или иначе поддается “выманиванию” различия (Габитус); отказаться от формы повторения, включающей различие, ради его подчинения Одинаковому и Подобному (Мнемозина); отказаться от слишком простых циклов, как претерпевающего обычное настоящее (привычный цикл), так и образующего чистое прошлое (памятливый или беспамятный цикл); заменить обоснование памяти простым условием нехватки, а также — основание привычки несостоятельностью “габитуса”, метаморфозой агента действия; избавиться от агента и условия во имя произведения или продукта; превратить повторение из того, что позволяет “выманить” различие или включает различие как вариант, в мысль о производстве “совершенно отличного”; сделать так, чтобы повторение для себя стало различием в себе.

Ебльшая часть пунктов этой программы вдохновляет протестантские и католические исследования: Кьеркегор и Пеги как никто сумели противопоставить “свое” повторение повторению привычки и памяти. Никто лучше не сумел вскрыть недостаточность настоящего или прошлого повторения, простоту циклов, западню воспоминаний, состояние различий, которые якобы “выманили” у повторения, или, наоборот, якобы поняли как простые варианты. Никто не был так привержен повторению как категории будущего. Никто так решительно не отвергал античное обоснование Мнемозины, а вместе с ним и платоновское припоминание. Обоснование — не более чем условие нехватки, поскольку оно погрязло в грехе и должно быть вновь дано во Христе. Не в меньшей мере отвергается и настоящее основание Габитуса: оно не избегает метаморфозы актера или агента действия в современном мире, хотя бы ценой утраты связности свое^й жизнщ привычек¹⁴.