Разлив Цивиля

— На пруду был? — опять заговорил Федор Васильевич. — Видел, сколько золы на льду, вдоль берега навалено? На ферме десять печей, два запарника — сколько этой золы за зиму нажигаем! И вот высыпаем чуть ли не в пруд. А ведь ценнейшее удобрение, посыпь нм картофельное поле — картошка с брюкву величиной уродится… Да и навозу сколько около дворов скопилось, а чтобы вывезти на поля — руки не доходят…

— Ты, Федор Васильевич, — не выдержал Павел, — чужие непорядки хорошо видишь, а на своей ферме порядка навести не можешь.

— Эх, Паша, Паша! — горестно вздохнул заведующий. — Как тут наведешь порядок, если сам председатель глядит на свиноферму как на обузу. Дай ему волю — он бы сегодня же ее ликвидировал. Говорит, недоходна… Вон, к приезду начальства начали было перестилать полы. А теперь? Все доски опять у нас забрали: зачем, мол, ремонтировать, материал тратить, если все равно этому свинарнику жить недолго, летом новый построим…

И как же это он не заметил, что ведь и действительно ремонт свинарника после отъезда Василия Ивановича прекратили?! Кому-кому, а парторгу такие вещи замечать надо, товарищ Кадышев…

— Да и что я понимаю в свиньях? — продолжал Федор Васильевич. — И душа у меня к ним не лежит. В полях — вот где моя душа… По ночам не свинарник свой вижу, а наливные хлебные поля… Ну, я пойду. Лизук вон за мной, поди, бежит.

Федор Васильевич поднялся с саней и тяжело зашагал навстречу маленькой Лизук, выходившей из свинарника. Павел вспомнил, что вот такой же тяжелой походкой уходил он из кабинета председателя колхоза, когда Прыгунов, как и Павел сейчас, выругал его за непорядок на ферме.

Всю дорогу до правления у Павла не выходили из головы и эта тяжелая походка однорукого заведующего фермой, и его слова: «Да и что я понимаю в свиньях-то? И душа у меня к ним не лежит…» Виктор Андреевич вон понимает в своих коровах, а про телят говорит, как о малых ребятах, у него даже голос ласковым становится. Значит, у него и душа к этому лежит, значит, на месте человек. А Федор Васильевич, выходит, не на месте… Раньше бы тебя это не очень-то касалось, теперь — касается. Федор Васильевич — член партии, член организации, которую тебе поручили возглавить. И если человек любит землю — ты должен помочь ему вернуться к земле… Спасибо тебе, товарищ Завьялов: каким хорошим уроком обернулась наша с тобой попытка нести культуру на свиноферму…

В правлении колхоза Павла уже поджидал Володя.

— Ну, теперь мне понятно, почему ты по утрам так крепко спишь, — Павел вспомнил, что рассказывал ему Завьялов, и, не удержавшись, расхохотался. — Где, думаю, он так долго загуливается? А вон, оказывается, где — на посиделках. А теперь, значит, посиделочный сезон закрывается?

Володя тоже, видимо, вспомнил свою встречу с Завьяловым, понял, что Павел обо всем этом узнал от него — иначе бы откуда еще? — но, в отличие от Павла, не рассмеялся, а нахмурился:

— Пользуешься информацией из самых ненадежных источников. Товарищу Завьялову что? Лишь бы В срок собирались членские взносы да проводились читки и беседы о международном положении. Ну еще он считает своим святым долгом поднимать культуру на селе до того высокого уровня, какого достиг сам. И все.

Павлу опять вспомнилось, как Завьялов совал ему карманное зеркальце, и это опять вызвало в нем новый приступ смеха.

— Только постой, постой. Да ты же пьян! От тебя на версту самогоном разит.

— В полой воде искупался, ну и вот — хошь не хошь! — пришлось для профилактики и натереться и принять определенную дозу вовнутрь.

— Через два часа собрание, а ты лыка не вяжешь. Как же ты в таком виде проводить его будешь? — Павел тоже перестал смеяться, дело принимало совсем не смешной оборот. — Если бы еще не товарищ Завьялов, можно бы хоть перенести. А он на тебя, сам знаешь, и без того зуб имеет.

— На тот зуб попадаться, конечно бы, не хотелось, ну да… Ну да к тому времени я еще протрезвею. Схожу в медпункт, чего-нибудь такого отрезвляющего понюхаю.

— Ты не сказал главного-то. Как дела с саженцами.

— Все в порядке. Только надо взять бумажку от лесхоза и перевести деньги. Согласуй с Прыгуновым, и все. Об остальном я договорился.

3

Уже давно бы пора начать собрание, но комсомольцы собирались недружно и к назначенному часу едва-едва набралась половина.

— Это называется комсомольская дисциплина! — высказывал свое возмущение Павлу Александр Петрович Завьялов.

Павел сказал, что обычно собрания проходили хорошо, просто поздно сообщили, не все знают, да и дороги такие, что ни пройти, ни проехать.

— Может, есть смысл провести заседание комитета, а собрание проведем завтра побригадно.

— Что ж, — согласился секретарь райкома. — Давайте хоть комитет.

Они стояли у клуба, к которому сейчас и стекались сявалкасинские комсомольцы, но поскольку, кроме членов комитета, пароду набралось немногим больше десяти человек, заседание решили провести в помещении библиотеки. Володя открыл заседание и сразу же предоставил слово секретарю райкома.