В кабину вошёл Гейтс. Он был похож на человека, только что приехавшего в центр города с пригородной станции и вдруг обнаружившего, что забыл свой бумажник, часы и деловые заметки.
— Как глупо, — возмущался он. — Почему никто из нас не мог додуматься до этого раньше? По крайней мере, это даст нам цель, к которой нужно будет стремиться вместо того, чтобы просто болтаться в космосе.
— Какую цель? — спросил Бем. — О чём вы говорите?
— Это предложила та молодая девушка из кино. Вполне разумно, хотя я бы никогда этого от неё не ожидал.
— Что она сказала? Ради бога, если у вас есть какое-нибудь предложение…
— Есть. Хорошее предложение. Почему бы нам не попытаться вернуться тем же путём, каким мы прилетели сюда?
Оба пилота изумлённо уставились на инженера.
— Мы попали сюда, преодолев какой-то разлом или смещение пространства, — нетерпеливо сказал Гейтс. — Что ж, почему бы нам не попытаться вернуться назад, пройдя сквозь ту же трещину, или что там это было?
Они по-прежнему молчали. Затем Бем, нахмурившись, спросил:
— Как вы собираетесь найти это место? И какова вероятность того, что разлом в пространстве всё ещё существует?
— Мы можем, по крайней мере, проверить, существует ли он до сих пор, — огрызнулся Гейтс. — Что касается поиска, то вы ведь отвечаете за навигацию, не так ли? Вы запомнили расположение хотя бы одного созвездия относительно нашего курса после того, как мы оказались в чужом небе?
Бем сначала покачал головой, а затем выпрямился.
— Да! Я запомнил! Вон то, в форме кинжала — мы летели прямо к нему.
— Тогда, — флегматично перебил Гейтс, — давайте попробуем лететь прямо от него, пока хватит топлива.
Он вернулся в салон. Бем покачал головой.
— Абсолютно бесстрашный! Он настоящий мужчина, Билл! И, конечно, он прав. Нам лучше всего попытаться выйти на прежний курс, хоть это, весьма вероятно, и невозможно.
Кончик созвездия в форме кинжала был отчётливо виден. Бем проложил курс так, чтобы кинжал оказался прямо за хвостом Т-12.
— Билл, возьми управление на себя, ладно?
Энрайт кивнул. Он один понимал, какое ужасное напряжение охватило Бема во время этого странного взлёта вслепую, и знал, какое изнеможение долен был он чувствовать сейчас.
Бем ушёл в пассажирский салон. Милдред прошла в кабину пилотов, чтобы побыть рядом с Энрайтом. Бем сел рядом с Рией Рэй, тут же взявшей его за руку.
Фаулер покрывал страницы математическими символами.
— Чем, чёрт возьми, вы сейчас заняты? — вырвалось у Гейтса.
— Прикидываю шансы самолёта вырваться из гравитационных силков планеты, — сказал Фаулер. — Это невозможно. Я могу математически доказать, что мы никогда не выберемся.
— Я думаю, тот факт, что самолёт вообще может оторваться от поверхности планеты, того места, где притяжение наиболее сильно, доказывает, что он может продолжать подниматься до тех пор, пока у него есть запас топлива и вокруг достаточно плотная атмосфера, чтобы удерживать его в воздухе, — проворчал Гейтс. — Но я же не математик высшего разряда.
Фаулер отложил листок.
— Даже если мы сможем преодолеть притяжение планеты, — сказал он с полной безнадёжностью в глазах, — мы никогда не сможем вновь натолкнуться на это искривление пространства. Без сомнения, оно было мгновенным и с тех пор уже разгладилось.
— Почему у вас в этом нет никаких сомнений? — возразил Гейтс. — Когда в результате землетрясения в земле образуется трещина, эта трещина может существовать несколько дней или, вообще, вечно.
— Вы предполагаете, что стоит сравнивать Землю, состоящую из плотного вещества, с нематериальным пространством?
— О, ложитесь спать, — проворчал Гейтс.
Бем сжал руку Рии.
— Отличный он парень, не так ли? Я никогда бы не подумал, что мужчина может быть таким храбрым, как Гейтс. Я весь изнервничался. Признаю это. Но Гейтс ведёт себя как человек, раздражённый из-за того, что ему не вовремя был доставлен доклад — и только.
Он замолчал, поняв, что последняя реплика Гейтса была не просто риторической. Ему очень хотелось спать, и он заметил, что и остальным тоже. Разрежённый воздух, лишавший их жизненных сил; сильный холод, с которым боролись электрокостюмы; страшный и изнурительный нервный шок, перенесённый всеми ими — всё это вызывало непреодолимую сонливость.
Это было всё, что он понимал. Он погрузился в сон — представлявший некую опасность на этом ужасном холоде — такой глубокий, что ему показалось, будто его ударили обухом по голове. Сон продолжался до тех пор, пока его не прервал крик, донёсшийся откуда-то спереди.
Он резко проснулся. Крик раздался снова. Его издала Милдред, оставшаяся с Энрайтом. На этот раз он услышал её слова, но какое-то время не понимал их смысла. Затем, когда они дошли до его сознания, он тоже хрипло закричал и вскочил на ноги.
— Солнечный свет! — кричала Милдред.
Бем попятился назад в проход между сиденьями и ухватился за стойку, когда самолёт внезапно накренился, как лодка во время тайфуна. Вверх, вверх, пока не встал на хвосте, и снова вниз в головокружительном вихре, кружась, как лист на ветру.