Разлучница

Кира Петровна этой молитвы не одобрила бы. «Любовь надо делом доказывать. Живых надо беречь», – говаривала она. Но уже ясно было, что под делом она подразумевала мытье полов, а под живыми лишь себя. Поэтому Ася жестко возражала: «С живыми нужно жить».

После своих социологических исследований в стане приятелей Ася купила пять красных гвоздик, обожаемых Кирой Петровной, и бутылку шампанского. Расставила бокалы, конфеты, фрукты и позвала тетку в комнату. У Киры Петровны не дрогнули ни рука, принявшая букет, ни голос, справившийся о празднике.

– Многоуважаемая Кира Петровна, – начала Ася, стараясь не брать дурашливых нот, – позвольте поблагодарить вас за науку.

– Одумалась? – процедила старуха сквозь съемные протезы.

– Да, – твердо сообщила Ася. – И давайте за это выпьем.

Кира Петровна стала пить мелкими глотками. Чинно оценила: «Вкусное» – и обильно влила в себя шампанское.

– Марта Павловна, уверяю вас, никогда не заставила бы меня решиться на такое, – проникновенно продолжила Ася. – Только ваш пример мне помог, дал силы.

– Да что там твоя Марта! Кто ее знает, кто уважает? – победно поддакнула Кира Петровна. – Не бегай к ней больше. И гони всю свою шушеру. У Саши такие друзья важные, есть к кому сходить, есть кого принять. Живите в свое удовольствие. Эх, Ася, мне бы на твое место. Разве я докатилась бы до такого – с нищими сумасшедшими водиться, себя принижать. Я бы ух какая гордая была. Мне бы люди издали кланялись. А я, зная про их завистливость, не расслаблялась бы, не верила.

– Я тоже так считаю, – закивала Ася. – Вы достоинство жены богатого мужа, да еще образованной, да работающей, не уронили бы. Вы вообще дама европейского уровня.

– Деревенская я, – прослезилась Кира Петровна. – Неграмотная почти.

– А в Европе и деревни есть, – поднажала Ася. – Я надеюсь, Кира Петровна, что мы впредь не будем ссориться и расстраивать друг друга. Прямо сейчас выпьем еще немного и покончим с несовпадением взглядов раз и навсегда. Я прошу прощения за все свои выпады против вас, за грубость и хамство. Вы жили в ужасное время, в ужасной стране. Наверное, я не в состоянии понять вас.

– Я родная тетка Саше, а ты постоянно силишься нас с ним разорить и опозорить перед людьми, – не слишком размякла в шампанском черствая Кира Петровна.

Женщины пригубили сладкую колючую жидкость. Старая ждала от молодой красивого эпилога. Ася перевела дух и заговорила:

– Повторяю, Кира Петровна, огромное вам спасибо за то, что я наконец решилась поискать свое место под солнцем. Оно одно на всех. Вы без устали призываете меня последовать вашему примеру. Но вы не можете учить меня обращаться с деньгами, потому что бедны. Потому что живете за счет Саши, так же как я. Вы не можете учить меня воспитывать дочь, потому что собственный сын в вас не нуждается. Вы не можете учить меня делать карьеру, потому что свой трудовой марафон от начала до конца прошли в одной крохотной должности. Вы даже не пробуете осознать, что разумнее было бы посоветовать: «Ася, хочешь счастья – не делай как я. Делай наоборот». Я никогда не произнесла бы этих мордующих ва ше самолюбие слов, не допекай вы меня десять лет. Вы умертвили тысячи моих невосстановимых нервных клеток. Я уже чувствую себя старухой, которой ничего не интересно, ничего не нужно. Которая наперед знает: все всегда везде плохо кончится. Вы презираете людей, боитесь их и заискиваете перед ними. Мне это не подходит. Я такого не выдержу, я сойду с ума. И от ныне буду жить так, как сама хочу. Я, простите, буду уходить и запираться от вас, стоит вам начать измываться надо мной миллионным повторением однажды высказанного. Вы собой убедили меня в том, что следовать вашим рекомендациям смертельно опасно. Я не собираюсь приспосаб ливаться к изменениям, производимым в мире другими людьми. Я тоже хочу действовать. Я хочу прожить собственную, а не вашу жизнь в иных условиях. Понимаете? Кто вам сказал, что нынче ваши рецепты спасительны? Возможно, я проиграю. Я пропаду. Тогда придется признать вашу правоту: мир сволочной и сквозь него не продерешься. Нет, и тогда не признаю. Безропотно пойду мыть полы в подъездах, зная, что я бездарна и никчемна, раз дала себя растоптать. А у вас своя радость – вы себя растоптать не дали. Вы умудрились ни по кому не протопать, честь вам и хвала. Но вы сидели в стороне от дороги. Просто сидели, пока другие двигались.

Ася не смотрела на Киру Петровну – ни садизмом, ни мазохизмом она не болела. Поэтому яростный хриплый вопль тетки испугал ее.

– Дура, – орала Кира Петровна, – доверчивая я дура! Уши развесила!

Она резво выскочила из кресла, но схватилась за поясницу. В боли и ненависти своей она была безобразна и жалка.

– Ничего у тебя не выйдет. Никого из тебя не получится. Америку она открыла – бороться за место под солнцем надо. Молодость и самонадеянность у всех были. И у меня. Да кроме них ничегошеньки своего – ни денег, ни связей, ни возможностей. А Сашка тебя бросит. Дочь тебя, чокнутую, покинет. И будь ты проклята!

Ася недоверчиво смотрела на Киру Петровну.