Разлучница

– Ася, не сердись, я знаю, ты одариваешь ее от души. Спасибо тебе и за то, что никогда Дашиной одежды «почти неношеной» не предлагаешь, а то меня другие уже до полусмерти этим довели. Только привыкнуть к дорогим приносам очень легко. А привыкнув, моя девочка уже не способна будет оценить дар доброго слова, не подкрепленный вещами. Сначала любыми, потом дорогими.

Ася хотела возразить, что из ежовых рукавиц Варюша все равно вырвется, но израненная и злая. И тут вспомнила комментарий собственной дочери после ухода одноклассников: «Сизов, позорник, виниловую пластинку приволок. Знает, кстати, что я их не коллекционирую. Гордыня все проклятая. Сказал бы честно, что сейчас на мели, и вообще ничего не дарил». Ася тогда даже не поежилась. А после слов Виолетты ладони закололо.

– Я не могу с тобой полностью согласиться, – все-таки поупиралась она. А потом неожиданно для себя ляпнула: – Я в детстве кричала на бабушку: «Тетя Оля огромного медведя подарила, а ты ластик и карандаш». Каюсь, было. Представляю, каково бедной во всех смыслах бабушке пришлось. Но может, стоит научить дочь с одинаковой радостью принимать все?

– А ты попробуй, – вспыхнула Виолетта.

Рыскать по помойкам в поисках сувениров Асе тем не менее не хотелось. Она поскулила у окна, села и нарисовала Марту Павловну, Виолетту и Варюшу на прогулке. Карандашный набросок, сплошное настроение. Что-то в нем ее удивило. Но вдруг нестерпимо захотелось спать. И лишь утром Ася сообразила – шляпы! И старая, и молодая, и маленькая почему-то были в шляпках разных фасонов. И новизна их обликов выбила из Аси торжествующий вопль.

– Ты чего? – заглянула к матери испуганная Дашка. – Умираешь?

– Кажется, наоборот. Живу, – не согласилась с трактовкой изданных звуков Ася.

Даша вошла, посмотрела рисунок и потребовала:

– Меня не забудь.

– В смысле?

– «Я тоже хочу в белых штанах».

– В штанах?

– Мам, ты сегодня подобна восковой фигуре – совсем как настоящая. Шляпу мне тоже, шляпу!

Неделю Ася кроила, шила, клеила. Она то просила Бога подержать голубиное перо, пока к нему намертво не прилипнет бусина, то требовала черта немедленно избавить ее от обрезков, в которых терялся бисер. В итоге Даша водрузила на голову нечто и попыталась прорваться в этом к двери, в школу. При виде дочери Саша застонал и приказал снять отвратительный убор. Дашка увернулась и сбежала, не чмокнув отца.

– Утренний ритуал нежности нарушен, – объявил Саша. – Теперь можно ждать чего угодно. Ася, это твоих рук дело в буквальном смысле слова.

Домой Даша вернулась с десятью заказами, причем не только от одноклассниц, но и от их мамаш.

– Надеюсь, ты не вздумаешь их выполнять, – предостерегла она Асю. – Во-первых, ты искромсала в доме все, вплоть до моей итальянской комбинации. Она старая, но дорога как память о миге, в который я осознала, что мы разбогатели. Во-вторых, эти дамы без воображения желают точную копию этой шляпы, а я только вкусила неповторимости.

Ася устало поклялась не прикасаться к ножницам. Однако на празднование к Марте Павловне она явилась с папкой, набитой рисунками, на которых шляпы облагораживали не только физиономии, но даже ступни ее знакомых, и с большим свертком. На сей раз поздравления сопровождал радостный визг именинниц. Ася волновалась до боли в затылке. А увидев хмурую длиннолицую Варюшу, видоизмененную светлой шляпкой с блестками в добродушное прелестное дитя, всплакнула.

– Девочки, идите сюда, – позвала Марта Павловна и распахнула шкаф.

Скудные запасы давным-давно обременявшей вешалки одежды ушивались, укорачивались или удлинялись, перепоясывались какими-то шарфиками целый час. Ася создавала подходящие к шляпкам костюмы так увлеченно и споро, будто всю жизнь только этим и занималась.

– На старт, внимание, марш! – хохоча, воскликнула Виолетта.

– Куда вы в таком виде? – жалобно ахнула Ася.

– Не вы, а мы. За шампанским, разумеется.

И ведь пошли. И шлялись по городу до вечера.

– Это успех, это признание, ты гениальна, – трясла Виолетта Асю, когда на них оглядывались, восхищались Варюшей или обращались к Марте Павловне: «Мадам, чего изволите?»

Изволили кутить вскладчину. До дома старой художницы добирались еще веселей: бутылки шипучки и упаковки печенья в руках, гроздь бананов, перекинутая на ленточке через хрупкое плечо девочки, и беззаботный смех повергали встречных в возбуждение и зависть. К ним пытались присоединиться, напрашивались в гости. Получив вежливый отказ, сворачивали к гастроному в надежде найти там похожую радость. И лишь две мрачные личности громко объявили их свихнутыми, но потом одумались, повинились и стрельнули сигарет. Ася со студенчества так не развлекалась. Она уже была готова исповедовать Сашину теорию о том, что с возрастом удовольствие доставляют все более изощренные забавы. Или теорию Киры Петровны об умирании склонности к безрассудству параллельно старению. И была счастлива тем, что муж и тетка ошибались.