Разлука весной

Она держалась за него как за последнюю соломинку. Рассказать ему обо всем, не щадя себя. Это важно. Вместе они попробуют жить по-новому, если еще не поздно. Она скажет: «Я дура и неудачница. Своей мудростью, своей добротой научи меня жить».

Вот так, и попросит прощения. Потому что Родни есть что ей прощать. И какое милосердие проявил Родни, что он ее не ненавидел. Неудивительно, что Родни так любили, так обожали дети (даже Эверил, подумала она, никогда не переставала любить его), что слуги старались ему угодить, что у него повсюду были друзья. Никогда в жизни, думала она, Родни не причинил никому зла.

Джоан вздохнула. Она очень устала, у нее болело все тело.

Выпив чаю, Джоан прилегла на кровать, пока не настало время поужинать и отправляться к поезду.

Теперь она не ощущала беспокойства или страха, страстного стремления найти занятие или чего-то такого, что ее отвлечет. Уже не было ящериц, которые выпрыгивали из нор и пугали ее.

Она встретила саму себя и узнала саму себя…

Теперь она хотела только отдохнуть, полежать с пустой головой и, как всегда, на дне души со смутной картиной доброго лица Родни…

И вот она в поезде. Выслушав многословные объяснения проводника о поломке на железной дороге, Джоан отдала ему свой паспорт и билет и получила от него заверения в том, что он отправит телеграмму в Стамбул с просьбой забронировать одно место в экспрессе «Симплон Ориент». Она также поручила ему послать из Алеппо телеграмму Родни. «Поездка затягивается все в порядке люблю Джоан».

Родни получит ее до предполагавшегося срока ее возвращения.

Итак, все было устроено, Джоан больше не надо было что-то делать или о чем-нибудь думать. Она могла расслабиться, как усталый ребенок.

Пять дней тишины и покоя, пока экспресс «Таурус энд Ориент» рвался вперед на запад, с каждым днем приближая ее к Родни и к прощению.

Они прибыли в Алеппо на следующее утро. До тех пор Джоан была единственным пассажиром, но теперь поезд был забит до отказа. Из-за задержек и отмен с местами случилась путаница; люди возмущались, спорили, пререкались на разных языках.

Джоан ехала первым классом, а в экспрессе «Ориент» спальные купе первого класса были двухместными.

На остановке дверь открылась, и вошла высокая женщина в черном. За ней следовал проводник, который высунулся из окна и стал принимать у носильщиков чемоданы.

Они заполонили все купе – дорогие чемоданы с отпечатанными коронами.

Высокая женщина разговаривала с проводником по-французски, указывая ему, куда поставить вещи. Наконец он ушел. Женщина обернулась и улыбнулась Джоан заученной улыбкой.

– Вы – англичанка. – Она говорила с едва заметным акцентом.

У нее было длинное, бледное, утонченно подвижное лицо и несколько странные светло-серые глаза. Джоан дала бы ей лет сорок пять.

– Прошу прощения за вторжение. Ужасно, что поезд уходит в такую рань и мне пришлось вас потревожить. Да, эти вагоны, к сожалению, старые – в новых купе отдельные. Но так или иначе, – она улыбнулась доброй, почти детской улыбкой, – мы не будем слишком действовать друг другу на нервы. До Стамбула всего два дня пути, а со мной ужиться не так уж трудно. Если я буду слишком много курить, скажите. А сейчас я оставляю вас спать, а сама пойду в вагон-ресторан, который они только что прицепили, – она слегка кивнула, словно желая придать вес своим словам, – и подожду завтрака. Еще раз извиняюсь, что я вас побеспокоила.

– Да нет, все в порядке, – ответила Джоан. – Обычное дело.

– Я вижу, вы меня понимаете, – это хорошо, мы поладим.

Она вышла, и Джоан из-за закрытой двери слышала, как друзья, стоявшие на платформе, обращались к ней: «Саша, Саша» – и говорили на каком-то языке, который Джоан на слух не могла распознать.

Сама Джоан к этому времени уже совсем проснулась. Проспав ночь, она чувствовала себя отдохнувшей. Ей всегда хорошо спалось в поезде. Она встала и начала одеваться. К тому времени как поезд тронулся, она почти закончила свой туалет. Выходя, она бросила взгляд на наклейки на чемоданах своей попутчицы.

Принцесса Хохенбах Салм.

В вагоне-ресторане ее новая знакомая завтракала и весьма оживленно беседовала с невысоким, полным французом.

Принцесса приветственно помахала ей рукой и указала на место рядом с собой.

– Вы такая энергичная! – воскликнула она. – На вашем месте я бы лежала и спала. Ну а теперь, месье Бодьер, продолжайте ваш рассказ. Это весьма интересно.

Принцесса болтала по-французски с месье Бодьером, по-английски с Джоан, на беглом турецком с официантом и временами обменивалась через проход репликами на таком же беглом итальянском с довольно меланхоличным офицером.

Француз закончил свой завтрак и удалился, вежливо поклонившись.

– Вы просто полиглот, – заметила Джоан.

На вытянутом бледном лице появилась на этот раз грустная улыбка.