Читаем Разлука весной полностью

Разлука весной

– Именно об этом мне говорила и попутчица в поезде. Она заявляла с полной уверенностью. Это была довольно важная персона, и, казалось, она знает, о чем говорит. Я не могу в это поверить. Гитлер никогда не осмелится начать войну.

– Ну, я не знаю, – задумчиво протянула Эверил.

– Никто не хочет войны, дорогая.

– Ну, иногда у людей случается такое, чего бы они совсем не хотели.

– По-моему, все эти разговоры очень опасны, – решительно заявила Джоан. – Они заставляют людей думать о том, о чем думать не следует.

Эверил улыбнулась.

Они продолжали беседовать довольно бестолково. После ужина Джоан зевнула, а Эверил сказала, что не будет ее больше задерживать – ведь она, наверное, устала.

Да, подтвердила Джоан, она сильно устала.

На следующий день утром Джоан сделала кое-какие покупки и села в поезд, который в 2.30 отходил в Крейминстер. Она приедет домой около четырех часов и будет ждать Родни, который к чаю придет домой из конторы…

Джоан с удовольствием смотрела в окно. Ничего особенного – обычный пейзаж для этого времени года: голые деревья, мелкий туманный дождь – но такой привычный, такой домашний. Багдад с его многолюдными базарами, с его великолепными, увенчанными золотыми куполами мечетями остался далеко позади – такой нереальный, он никогда больше не повторится. Эта долгая, фантастическая поездка, долины Анатолии, ландшафты Тавра, возвышенности, голые долины – долгий спуск по великолепным горам к Босфору, Стамбулу с их минаретами, забавными повозками, запряженными быками. Италия с ее синим Адриатическим морем, которое искрилось, когда они покидали Триест, Швейцария и Альпы в меркнущем свете дня – панорама разных пейзажей – все заканчивается здесь, этой поездкой домой по тихим зимним пригородам…

Может быть, я никуда и не уезжала, подумала Джоан. Я действительно никуда не уезжала…

Она пребывала в растерянности, не могла собраться с мыслями. Встреча с Эверил накануне вечером расстроила ее – спокойный взгляд, которым Эверил на нее смотрела, холодный и равнодушный. Эверил не заметила в ней никакой перемены. Ну а в конце концов, почему она должна была что-то заметить?

Ведь внешне она не изменилась.

Очень нежно Джоан про себя сказала: «Родни…»

Опять к ней вернулся жар – горе – жажда любви и прощения…

Она подумала: это все правда… Я начинаю новую жизнь…

От станции она взяла такси. Агнес открыла дверь и приветствовала Джоан с удивлением и радостью. Джоан было приятно.

Хозяин, сказала Агнес, обрадуется.

Джоан поднялась к себе в спальню, сняла шляпу и сошла вниз.

Комната казалась немножко голой, но это потому, что в ней нет цветов.

Завтра надо будет купить гвоздик в магазине на углу.

Джоан взволнованно ходила по комнате. Сказать ли Родни о том, что, по ее мнению, произошло с Барбарой. Предположим, она скажет, тогда… А если…

Конечно, это неправда. Она все это себе напридумывала. Напридумывала из-за того, что сказала это глупая Бланш Хэггард – нет, Бланш Донован. Действительно, Бланш выглядела ужасно – такая старая и опустившаяся.

Джоан провела рукой по лбу. Она почувствовала, что в ее голове словно крутится калейдоскоп. В детстве у нее был калейдоскоп, и она любила его, у нее захватывало дух, когда цветные стеклышки кружились и вращались, прежде чем сложиться в картинку.

Что с ней?

Эта ужасная гостиница и то потрясение, которое она пережила в пустыне… Она воображала всякие неприятные вещи – что дети ее не любят, что Родни любил Лесли Шерстон (конечно же нет – что за мысль! Бедная Лесли). И она даже пожалела, что отговорила Родни от его странной фантазии завести ферму. На самом деле она поступила тогда очень разумно и дальновидно.

О господи, почему она была в таком смятении? Все те вещи, о которых она думала, в которые верила, – такие неприятные вещи…

Действительно ли это так? Или нет? Она не хотела, чтобы это было правдой.

Ей надо решать, – ей надо решать…

Что ей надо решать?

Солнце, думала Джоан, солнце очень пекло. Солнце вызывает галлюцинации…

Она бегала по пустыне… падала на колени… молилась…

Было ли все то реальностью?

Или реальность – это?

Сумасшествие, абсолютное сумасшествие – те вещи, в которые она поверила. Как спокойно, как приятно вернуться домой в Англию и чувствовать, будто ты никогда не уезжала. Что все так же, как ты об этом всегда думала…

Разумеется, все так же.

Калейдоскоп вертится… вертится…

Складывает то одну картинку, то другую.

Родни, прости меня, я не знала…

Родни, вот она я. Я вернулась домой!

Какая картинка? Которая? Надо выбрать.

Она услышала звук открывающейся входной двери – звук, который она знала так хорошо.

Возвращается Родни.

Какая картинка? Какая картинка? Быстро!

Дверь отворилась. Вошел Родни. В удивлении он остановился.

Джоан быстро шагнула вперед. Она не сразу взглянула ему в лицо. Дай ему минуту, подумала она, дай ему минуту…

А потом радостно сказала: