Разлука [=Зеркало для героя]

— А Кирилл уехал в райцентр кадров просить. Стране нужен уголь, а людей нет. У нас даже многие женщины работают, даже замужние. На работу ходят, а дети зачуханные! — Посмеялась. — А вы не инженер?.. Жалко. Инженеры у нас на особом счету. У них и общежитие отдельное… А Кирилл обязательно приедет. Услышит, что кассу ограбили, забоится за нас. — Мельком глянула на свой живот, застеснялась. — Страшно, конечно, троих убили… Вы, наверно, с Юго-Западного знакомы?

Сергею вдруг стало дурно оттого, что все происходящее было реальностью. Он пошел к калитке.

— Пора. Пойду. Простите…

— Только не уезжайте! — спохватилась мать. — А то Кирилл ругаться будет, что я не сагитировала… А общежитие около кладбища, по улице налево… — Пошла в дом, обернулась еще раз, сморщив лоб: гость так не сказал, кто он, откуда.

Это еще ничего!

— Бога душу, что ж это… — Сергей остановился у стены дома напротив, чтобы справиться с дурнотой. Смотрел, как мать ушла в дом, ходила по комнате. Успокаивался, потому что отсюда окошко с матерью можно было не воспринимать как настоящее. Можно было думать, что это кино. Картинка, телевизор. Посыпался дождик.

Мимо вдруг пробежал кто-то, вслед ему неслись крики, угрозы. Бежавший развернулся на полном ходу, подскочил к Сергею: это был Немчинов. Узнал:

— Cepeгa?! Беги! — И побежал дальше. Пшеничный постоял секунду и рванулся за ним.

Они завернули за угол, Немчинов остановился, выглянул:

— Все, оторвались! — Отдышался, объяснил: — Я к своим пошел, идиот! — Засмеялся счастливо. — Здрасьте, говорю, как дела? А пахан: «Кто такой?! Документы!» А я забыл: кассу-то ограбили, они сегодня все бандитов боятся. Я говорю: «Ты чего, мужик, может, я корреспондент». А он за топор — и за мной! Оба живы — и пахан, и мама. И я, маленький, бегаю… — Опять посмеялся счастливо. — А ты у своих был? Тоже грушовский? Надо же! Ну, думай, что делать. Надо устраиваться, а то родной отец в ментовку сдаст…

Они пошли вперед по улицам. Немчинов говорил на ходу:

— А представляешь, в войну бы попали? Поживем, да? Познаем прошлое родной страны. А психологи в сорок девятом были? Можно пожениться на ком-нибудь…

Утро

Сергей сидел в комнате, где спали под солдатскими одеялами на кроватях пять человек. Оглядывал спящих. Встал, опорожнил полную банку окурков, открыл окно. За рекой поднимались по отлогому берегу одноэтажные домишки, слышалось пение петуха. На востоке светлело. По дороге бежал кто-то: это был отец Сергея, молодой, встревоженный, с громоздким свертком в руках. В Грушовке кто-то кричал долго, истошно.

Отец

Отец Сергея, еще не отдышавшись от беготни и страха за жену, выговаривал ей, как ребенку, пытаясь запугать по-настоящему:

— Убьют, да!.. Застрелят, зарежут и концов не найдут! Чтобы каждого шороха боялась!.. Еще раз калитка будет открыта, я в дом не войду! Будешь жить одна и растить одна. Совсем меня не любишь. Не ждешь! Не думаешь!

«Не ждешь» проняло. Мать опустила вниз уголки рта, и лицо, только что бывшее хитрым от счастья, что муж здесь, как она и ждала, стало унылым и донельзя обиженным.

Он обнял, прижал к себе. Молчал, гладил ее по волосам, гладил живот.

— Глупая у нас мамка.

Мать притихла от ласки, и отец доиграл, чтобы примириться совсем:

— Как слышим? — Приложил ухо к животу. — Прием!

Взошло солнце.

Велосипед

Сергей спал.

Жилистый парень в голубой майке колдовал над его босыми ногами, осторожно пристраивая между пальцев слежавшуюся вату из матраса.

Никто в комнате не обращал на него внимания. Укладывали чемоданы, вещмешки. Щуплый паренек лет семнадцати лежал на кровати, натянув одеяло до носа и, казалось, один не одобрял происходящего.

«Рукодельник» отошел на шаг, оценил работу. Теперь все отвлеклись от дел, смотрели, что будет дальше…

— Пошел! — приказал лысый незаметный мужик, его послушались, ушли. Парень запалил фитильки. Сергей вскинулся и в ужасе засучил ногами, пытаясь избавиться от боли. Побежали-побежали, парень сторонне наблюдал за тем, как Сергей попробовал руками вытащить вату, ожегся, плеснул на ноги воду из чайника. И зашелся от боли: в чайнике был кипяток. Процедил сквозь зубы: — Кто это сделал?

Парень вышел, треснув дверью.

Сергей стоял посреди комнаты в луже воды, жалкий, беспомощный.

— Фашисты они! — вдруг разъярился паренек, соскочил с кровати. — И рвачи к тому же! Двенадцать тысяч заломили за восстановление площадки и орут: «Обещал — плати! Пашу как негра!» А сами при немцах работали! И над человеком издеваются! Больно?

— Больно, — огрызнулся Сергей.

— Ничего, — сказал паренек, — меньше народу, больше кислороду. Федя, — подал руку. — Будем вдвоем держаться. На шахте-то не были еще?

Федя

Сергей с Федей шли к шахте. Сергей прихрамывал. Навстречу вышла группа шахтеров с черными лицами.

— К нам надолго? — спросил Федя.

— Посмотрю.