Разлуки и радости Роуз

Стол Серены был на удивление чист — она явно планировала свой побег. Открыла ящики стола — там было пусто. И вспомнила, как она прибиралась в ящиках, как нервничала, когда я застала ее за разговором по телефону вчера утром, и как ушла из офиса в обед. Наверное, тогда она и увидела второе электронное письмо Рики и наконец решилась пойти в редакцию «Ньюс». А как печально она попрощалась со мной накануне — она же знала, что мы больше никогда не увидимся. «Заботься о себе, Роуз», — произнесла она со странной, слегка виноватой улыбочкой. Теперь я понимаю, почему она так себя вела. Я открыла ящик для карандашей и увидела два комплекта ключей. Один, очевидно, от ящиков ее стола. Я опробовала второй на своих ящиках — ключи подошли. Значит, у нее был запасной комплект ключей от моего стола, а я и не знала. Наверное, эти ключи принадлежали Эдит Смагг. Должно быть, Серена открыла ящик, когда я пошла в кафетерий. Я-то думала, она спешила домой, но, очевидно, она притаилась где-то в офисе и ждала, пока я отлучусь.

Я перечитала статью в «Дейли ньюс». Электра ничего не отрицала, и Кики Кокаин на вопросы журналистов ответила «без комментариев», но таким тоном, что было ясно — все это правда. Без сомнений. Электра обратилась ко мне за советом в трудную минуту, и ее гнусно подставили. Мне нужно написать ей и извиниться.

— Роуз! Звонили из «Семафора» — хотели, чтобы ты прокомментировала ситуацию, — крикнула Линда, когда я прошла мимо нее, направляясь в кабинет Рики. — И из «Дейли планет» и «Санди стар». На Радио-пять хотят взять у тебя интервью.

— Я ни с кем не буду разговаривать, — ответила я. — Они извратят мои слова и сделают только хуже.

Я резко постучала в дверь Рики.

— Крот — это Серена, — сказала я, когда он поднял глаза. — Она мне письмо прислала.

— Сучка! Она уволена!

— Она уже подала заявление. Надо было прибавить ей зарплату. Она сделала это из-за денег: ее муж только что потерял работу. Она проработала здесь пятнадцать лет и даже после этого не чувствовала, что ее ценят. Более того, когда она увидела твое электронное письмо, в котором ты назвал ее «неудачницей», она поняла, что всем на нее наплевать. Ты заставил ее почувствовать себя ничтожеством, Рики, и вот последствия, получай.

— Дай мне письмо, — скомандовал он, протягивая толстую руку. — Давай! — рявкнул он.

— Зачем?

— Я отсужу у нее последние крохи, вот зачем. В контракте есть пункт о неразглашении служебной конфиденциальной информации — я отберу у нее эти восемьдесят штук. Заведем гражданское дело и заставим оплатить все судебные издержки. Роуз, что ты делаешь? Отдай мне письмо — это вещественное доказательство!

Но я уже повернулась к измельчителю бумаг в углу его кабинета и опустила в него письмо Серены.

— Ты зачем это сделала, черт возьми? — Рики с ужасом наблюдал, как из машины вылезают полоски бумаги.

— Это письмо предназначалось мне. Это моя частная собственность, Рики, и я могу сделать с ней все, что пожелаю.

— Но неужели тебе не хочется уничтожить эту суку?

— Нет. Ведь то, что произошло, — моя вина. Я позволила ей завладеть письмом и не стерла твое электронное послание вовремя — очевидно, она увидела его на мониторе. Поэтому именно я должна разгребать все это дерьмо, а не она. По-моему, контракт истекает десятого марта, — значит, у тебя есть еще две недели, чтобы подыскать мне замену.

Вернувшись к столу, я с горечью подумала об Эндрю. Если бы он не уволил Роба, Серена бы в жизни не сделала то, что сделала. Она поступила так, потому что была в отчаянии, польстилась на денежную компенсацию — и теперь разбогатела на восемьдесят тысяч. Разом покончила и с протекающей крышей, и со старым пальто. И с необходимостью помогать мне. Вот дерьмо! Две недели в одиночестве станут настоящим кошмаром.

— Может, найти тебе временную помощницу? — спросила Линда.

— Нет, разве можно будет ей доверять? Хотя странно слышать такое от меня, — горько проговорила я, — но помощниц нужно слишком долго обучать и проверять на надежность. Сама я лучше справлюсь.

— О'кей, — вздохнула она. — Если передумаешь, дай мне знать.

К обеду я поняла, как трудно решить тридцать проблем в день без посторонней помощи. В два часа позвонила Беверли, чтобы поддержать меня, но мне не хотелось разговаривать.

— Но я хочу сказать тебе кое-что, — добавила она.

— Извини, Бев, у меня сейчас нет времени болтать. Скопилась куча писем, беспрерывно звонит телефон, к тому же я в ужасе, что потеряю работу.

Повесив трубку, я подумала: ведь все люди, которых я знаю, прочитают вранье обо мне в газете. В том числе и Эд, и Мари-Клер Грей, и эта уродина Ситронелла Прэтт. Она будет прыгать от радости — она всегда метила на мое место. В пять Бев опять позвонила — сказала, что прекрасно провела день, но ей все же необходимо кое-что со мной обсудить.

— Неужели это так срочно? — спросила я, доставая из ящика брошюрки «Переходный возраст», «Психическое здоровье» и «Ревность». — У меня тут полный завал. Это может подождать?

— Ну, не так уж это и срочно. Пока. Но, возможно, вскоре я не смогу ждать — поэтому скажи, когда ты найдешь время поговорить.