Размышления

Именно эта действительно ценнейшая часть наследия досталась туркам-османам – и, видимо, попала в хорошие руки, поскольку не растрачена до сих пор. Что бы там ни предписывала конституция Турецкой Республики, но ведь есть еще и Стамбул, его ритм, распорядок, эйдос, его готовность дать высочайшие привилегии змеелову, если тот нужен империи или отличился перед ней. Да, вот уже почти сто лет вся Турция сконцентрирована в Малой Азии и не имеет возможности оказывать сколько-нибудь значительное влияние на регион в целом. Что ж, и у Византии бывали такие периоды: в своем мерцающем имперском бытии она то простиралась до Дуная и Феса, то сжималась вокруг собственной великой столицы… Пожалуй, и по поводу Турции рановато делать выводы, и дело не в скромных пока внешнеполитических достижениях, а в самом Стамбуле с его глубинной внутренней пульсацией. Этот город сам по себе есть гарант неугасающих имперских амбиций, достаточно внимательно прожить в нем хотя бы неделю, чтобы проникнуться духом города и понять, что геополитические устремления России к Константинополю не содержали в себе ничего химерного: соседний, северный, столь же имперский народ прекрасно знал, что́ хотел получить и для чего это нужно. Дело было, конечно, не только в стратегическом значении проливов Босфор и Дарданеллы и не столько в нем. Прогуливаясь по улице Истекля в районе Таксим, я вспоминал Даниила Андреева: лейтмотив «Розы Мира» состоит в том, что в случае кончины уицраора, одряхлевшего демона – гаранта государственности, начинается борьба хищных зародышей за его еще не остывшее сердце, и кто первым пожрет сердце издыхающего чудовища, тот и обретет инфрафизическую власть над физической оболочкой окрестного мира… Армия османских турок захватила Константинополь и «пожрала» сердце одного из величайших уицраоров на планете людей. Был обеспечен прилив свежих сил к сердечно-сосудистой системе древней империи, и что бы там ни говорили, именно поэтому судьба турок-османов оказалась иной, чем участь турок-сельджуков или других тюркских народов. Локальные задачи и сиюминутные потребности отошли на второй план, Османская (Оттоманская) империя на протяжении пяти столетий (до византийских сроков далеко, но ведь еще не вечер) демонстрировала приоритет имперской сборки над примитивным национализмом или теократией: эта держава никогда не шла по пути наименьшего сопротивления. Новоявленный имперский народ обнаружил вкус к универсализму, к стихийному соблюдению пропорций (например, пропорции «разделяй и властвуй) – и тут, безусловно, сказалось усвоение доставшегося наследия. Для военных успехов обычно бывает достаточно собственной доблести, как правило, выпадающей на долю одного-двух поколений: в таких случаях можно говорить об осененности духом воинственности. Подобных примеров в истории достаточно, и турки-османы могли бы занять свое место среди множества дерзнувших. Но вот чтобы сохранить первенство на протяжении десятка поколений, чтобы удерживать все это время перспективу приумножения влияний, ореол исторической судьбы народы, для этого недостаточно даже самой величайшей личной харизмы, недостаточно одного Чингисхана или Тамерлана. Для этого нужно, например, овладеть Константинополем и суметь воспользоваться им.

Что ж, тогда Айя-София устояла, хотя и лишилась своих икон. Сохранились кварталы, заселенные искусными ремесленниками, стихия рынка даже расцвела. Не пострадали морской порт и морская торговля, гул иноземной речи продолжал раздаваться в порту, нашлось место и для резиденции Константинопольского патриарха. Достаточно было внимательно следовать эйдосу города, и империя, обновив свое дряхлое тело, воспряла.

* * *