В то время две партии боролись за власть в Греции: партии Колеттиса и Маврокордатоса. Обе они стремились войти в доверие к графу д'Арманспергу и пытались достичь этой цели различными средствами. Умиротворение Мореи[222]
с самого начала стало той темой, обсуждая которую они соревновались в проницательности. Партия Колеттиса предлагала использовать жесткие средства для подавления восстания, с тем чтобы, как мы уже говорили, продемонстрировать свои силы и устрашить регентство. Партия Маврокордатоса, напротив, предлагала реформы. Она показала опасность предложенных Колеттисом мер и легкость, с которой он мог встать во главе этих диких орд, чтобы диктовать свои условия регентству. Этот совет не был бескорыстным, поскольку ей не хотелось, чтобы беспорядки в Морее были усмирены Колеттисом, потому что это давало ему право на благодарность со стороны регентства, которое сохранило бы за ним его пост. Позже обе партии у тратили разборчивость в средствах. Партия Маврокордатоса открыто обвинила Колеттиса в подстрекательстве беспорядков в Морее и стала убеждать регентство, что до тех пор, пока он останется на своем посту, спокойствие Греции будет сомнительным. В свою очередь Колеттис пытался опорочить партию Маврокордатоса, утверждая, что, с тех пор как она сблизилась с партией Колокотрониса, она усвоила принципы последней и что, придя к власти, она приложит все силы к установлению в Греции русского влияния. Ему удалось навязать свои подозрения господину Докинсу, который начал проявлять недоверие к маврокордатистам. Господин кобель, не вступаясь ни за одну из двух партий, слепо подчинялся воле господина председателя регентства. Но этого нельзя сказать о господине Гейдеке. Близкий друг господина Маурера, чьи принципы он разделял, Гейдек открыто критиковал политику господина д'Армансперга. Не добившись его отзыва, о чем он неоднократно просил, он ограничился абсолютно пассивной ролью. Он лишь ставил свою подпись на постановления регентства, не принимая никакого участия в его работе.Среди этого конфликта граф д'Армансперг был похож на больного, которого то так, то эдак мучает лихорадка, не давая ни минуты покоя. Колеблясь между страхом, внушаемым ему Колеттисом, и привязанностью к своим старым друзьям маврокордатистам, он находился в постоянной нерешительности и на следующий день разрушал сделанное накануне.
Таково было положение в Греции, когда регентство решило перенести резиденцию правительства в Афины. Это событие произошло в последние дни ноября 1834 года. С этого времени вплоть до марта 1835 года регентство было озабочено исключительно своим обустройством в новой столице королевства, не отказываясь, тем не менее, от своей политики лавирования. Оно обхаживало маврокордатистов, но, в то же время, не оказывало им полного доверия. С другой стороны, оно сохранило Колеттиса на его посту и одновременно делало все для того, чтобы ему это надоело. Оно смещало номархов без его ведома. В различные провинции оно назначало чрезвычайных комиссаров, сообщая об их назначении непосредственно им самим и приказывая вести переписку только с регентством. Это не нравилось господину министру внутренних дел, а его орган «Сотир» метал в регентство громы и молнии. Эти полумеры вызывали недовольство всех партий и не могли не вредить интересам Греции. Действительно, если министр внутренних дел не внушал графу д'Арманспергу доверия, то вполне естественно было его уволить. Если же он его боялся, то осмотрительность диктовала необходимость обращаться с ним осторожно. Вместо того, чтобы выбрать одно из этих двух решений, граф д'Армансперг сохранил Колеттиса на его посту, но в то же время неустанно доставлял ему неприятности. Эта слабость обрекала его на вечные трения, утомлявшие его больше, чем усилия требуемые для реализации твердого решения. Последствия этого ощущались в государственных делах, и можно без преувеличения сказать, что с момента отъезда господ Маурера и Абеля в делах наступил полный застой, который, вероятно, продлится до совершеннолетия короля.
Это время приближается, а правление регентства достигло, так сказать, конца своей карьеры. За два года своего пребывания в Греции оно лишь наметило контуры некоторых общих установлений. За три оставшихся месяца своего правления оно не сделает ничего или очень мало. Таким образом, именно королю предстоит выполнить великую за дачу возрождения страны. Именно в его руках находится судьба его приемной родины. Он не должен поддаваться чьему-либо влиянию, слушать предательские внушения мятежников, но должен опираться на опыт, который подскажет ему средства сделать Грецию счастливой.