Читаем Размышления о Венере Морской полностью

«Наверное, я должен был постучать; но, тихо войдя в темную комнату нашей виллы (комнату, которую ты с таким тщанием обставляла), я увидел, что ты лежишь на диване, положив под голову ладонь, прижавшись теплой щекой к лицам турецких любовников, нарисованных на покрывале. Ты плакала во сне, потому что твои темные ресницы были мокрыми от слез. Плакать ты могла только от счастья, радуясь, что сбежала на этот остров. На столике у кровати лежало неоконченное письмо родителям. Грустное детство — не лучшая подготовка к нежданному счастью. Не надо печалиться, ты спаслась. Когда ты проснешься и прочтешь это, я буду плавать. Приходи, искупаешься перед чаем».

Среди городских знаменитостей есть человек, которого Хойл прозвал «бароном Бедекером»[31]. Его можно увидеть на любом общественном мероприятии, он то выныривает из толпы, то ныряет в нее, его фалды развеваются. На плече у него нечто вроде низкой стремянки, какие используют продавцы обуви, чтобы достать высоко стоящие коробки, в руках фотоаппарат. Время от времени он перестает мельтешить, устанавливает стремянку, и, взгромоздившись на нее, чуть наклоняется, чтобы сделать снимок.

Барон высок и хорошо сложен, серебристые волосы на его крупной, немного похожей на овечью, голове тщательно подстрижены en brosse [32]. Он одевается в стиле немецких дипломатов старой школы — выцветший фрак, темные брюки и галстук-бабочка, повязанный под целлулоидным воротничком. У него очень сильные очки, и его серые глаза за грушевидными линзами полны милой мягкой укоризны. В любой толпе, многолюдной и не очень, можно увидеть фигуру Барона, вырастающую внезапно, как диковинный цветок, на мгновение повисающую на локтях, дабы запечатлеть событие. Он весь обвешан разновеликими камерами. Он трепетно и серьезно относится к своей миссии.

В первые несколько недель оккупации Барону удалось совершенно лишить присутствия духа Бригадира, весьма посредственного оратора.

— Каждый раз, когда я произношу речь, — рассказывал он Гидеону, — стоит только поднять глаза, передо мной этот непотребный тюльпанчик, пялится со стремянки и из чего-то в меня целится. Выясните, кто он и почему он так похож на шпиона, хорошо?

Выпуклость заднего кармана Барона объясняется наличием не пистолета, как подозревает Бригадир, а Библии. Это я обнаружил, когда он посетил меня вчера, дабы убедить приобрести несколько его фотографий для газеты.

Он грек, родился на Малой Азии, и настоящее его имя Панагиотис Калоподас. Он почти ангельски благочестив. Он пятнадцать лет занимался фотографией на Родосе, а последние десять представляет Международное библейское общество — чем, возможно, объясняется его скромность в одежде.

— У меня на Родосе репутация честного человека, — заметил он как-то с совершенно обезоруживающим простодушием. — Даже немцы меня уважали.

В такой-то одежде? Еще бы!

В его фотоальбомах — уникальная история Родоса, и он ревностно ее хранит.

— Как-нибудь вечером я вам все покажу. — говорит он. — Я все запечатлел, даже визит Геббельса.

Что до нереид, они — главные духи этих островов; они буйствуют почти каждую весну, и повсюду в длинных зеленеющих долинах за горой Монте-Смит находишь лощины и поляны, где кругами из маргариток отмечены места их танцев. Они — благие духи, любящие проточную воду и тень; хотя не все их чары безвредны, и суеверные люди их боятся. Считается, что слабоумные дети заколдованы нереидами, а еще — горе тому, кто по неразумию вторгнется в их танец: они заставят смельчака танцевать до тех пор, пока тот не упадет бездыханный. Как-то возле Альфандо, где якобы когда-то росли финики, а теперь стоят фиговые деревья, под тяжестью плодов грузно припадая к земле, как крокодилы, случилось вот что: жила в Альфандо пастушка, у которой недавно родился ребенок. Шла она раз вверх по холму к своему овечьему загону и наткнулась на танцующих нереид. Она побежала, но они ее настигли; однако на спине ее висела сумка с пеленками, и, дотронувшись до этой сумки, нереиды отпрянули с криком: «Жжется! Жжется!». Нереида может без опаски прикасаться только к подменышу, которого эльфы оставляют взамен украденных детей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература