Размышления о западном марксизме

Конечно, задача не ограничивается исключительно необходимым одновременным действием — изучением и разрывом. Природа изучаемого объекта препятствует этому. В конечном счете сама привязка этой традиции к географическому местоположению также отражала его зависимость и слабость. В принципе марксизм стремится стать универсальной (всеобщей) наукой, зависящей от национальных и континентальных особенностей не больше, чем любая другая система объективного познания действительности. В этом смысле термин «западный» содержит безусловные ограничения. Отсутствие универсальности (всеобщности) свидетельствует о неполной истинности. Западный марксизм неизбежно был менее марксистским в той мере, в какой он был западным. Исторический материализм сможет проявить себя в полную силу только тогда, когда он вырвется за рамки узких ограниченных интересов любого свойства. Ему предстоит вновь набрать силу.

5. Сравнения и выводы

Мы находимся в преддверии нового периода в рабочем движении, который положит конец длительной паузе в классовой борьбе, отделявшей теорию от практики. События мая 1968 г. во Франции ознаменовали в этом смысле глубокий исторический поворот. Впервые за прошедшие 50 лет массовые революционные волнения произошли в развитых капиталистических странах в мирное время, в условиях процветания империализма и буржуазной демократии. Первые раскаты этого грома Французская коммунистическая партия не услышала. В этих обстоятельствах два ключевых условия исторического несовпадения теории и политики в Западной Европе впервые начали разрушаться. Революционность масс, вновь проявившаяся уже вне контроля бюрократизированной партии, создала потенциальную возможность нового объединения марксистской теории, и практики рабочего движения. Следует оговориться, что майский бунт не был революцией, а основные силы французского пролетариата ни организационно, ни идеологически не отошли от компартии. Конечно, разрыв между революционной теорией и массовой борьбой был далеко не преодолен в мае — июне 1968 г., но в Европе он был сокращен до минимума с момента поражения всеобщей забастовки во время волнений в Турине в 1920 г. Более того, бунт во Франции не остался отдельным эпизодом. В последующие годы мир стал свидетелем нарастающей волны выступлений международного рабочего движения в развитых капиталистических странах, не имевших аналога с начала 20-х годов. В 1969 г. итальянский пролетариат поднял волну крупнейших забастовок, которые когда-либо видела страна; в 1972 г. уже британский пролетариат провел наиболее успешное в своей истории наступление на капитал, парализовав национальную экономику; в 1973 г. продемонстрировал свою силу японский рабочий класс. В 1974 г. мировую капиталистическую экономику охватил первый после войны кризис, разразившийся во многих странах одновременно. Вероятность того, что марксистская теория и массовая практика сомкнутся в единую революционную цепь, связанные звеньями реальной борьбы промышленного рабочего класса, постепенно возрастала. Соединение вновь теории и практики могло бы вызвать преобразование самого марксизма, воссоздав условия, которые в свое время выдвинули основателей исторического материализма.

Тем временем серия потрясений, последовавших за майским восстанием, оказала еще одно, решающее воздействие на ближайшие перспективы развития исторического материализма в развитых капиталистических странах. Западный марксизм (от Лукача и Корша до Грамши и Альтюссера) во многих отношениях занял авансцену интеллектуальной истории левого движения в Европе после утверждения власти Сталина в СССР. Однако в это же время существовала и исподволь развивалась еще одна традиция мысли, носившая совершенно иной характер. Впервые она стала объектом пристального внимания политического интереса непосредственно во время и после выступлений во Франции. Мы, конечно же, имеем в виду теорию и наследие Троцкого. Как мы уже говорили, западный марксизм ориентировался на официальное коммунистическое движение как единственное историческое воплощение международного пролетариата как революционного класса. Западный марксизм никогда не признавал сталинизма, но в то же время никогда активно ему не противодействовал. Однако, какие бы оттенки ни принимало отношение многих мыслителей к сталинизму, все они не видели другой реальной силы или сферы социалистического действия вне его. Западный марксизм и троцкизм принадлежали в этом смысле к разным политическим мирам.