А в послании к Генриху Бернард говорит: «Любовь к ближнему, целомудрие и смирение – наряд не цветной, но прекрасный; настолько прекрасный, что и Богу смотреть на него приятно. Что прекраснее целомудрия? Оно делает чистым рожденного от нечистого
семени (Иов 14, 4), делает врага другом, а человека – ангелом. Конечно, между ангелом и стыдливым человеком остается кое-какая разница, но только в степени блаженства, не в добродетели. Более того: пусть ангельское целомудрие безмятежнее, зато человеческое требует большего мужества. Здесь и сейчас, где все подчинено смерти, одно целомудрие хоть как-то представляет славу бессмертия. Здесь, среди свадебных торжеств, оно одно хранит память о той блаженной стране, где не женятся и не выходят замуж (Мф 22, 30); оно одно отвоевало себе чистое место и может дать хоть какой-то опыт небесного общения. Мы носим хрупкий сосуд и ежечасно рискуем разбить или осквернить его; целомудрие соблюдает наш сосуд в святости (1 Фес 4, 4), словно наполняет его благоуханным бальзамом, в котором трупы сохраняются, не разлагаясь. Оно хранит наши пять чувств и наши телесные члены здоровыми и бодрыми: не дает им разлагаться в праздности, портиться в вожделениях, протухнуть в плотских наслаждениях». И чуть дальше: «Но, какой бы чудной красотой ни отличалось целомудрие, без любви оно ничего не стоит. И не удивительно. Без любви какое благо? Вера? – Нет, даже если она двигает горы. Знание? – Нет, даже если оно говорит языками ангельскими. Мученичество? – Нет, ибо если я отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1 Кор 13, 3). Без нее никакое благо не благо, а с ней любая мелочь обретает ценность. Целомудрие без любви – светильник без масла. Нет масла – светильник не горит. Нет любви – целомудрие не угодно Богу». И еще подальше, в середине письма: «Из трех добродетелей, о которых у нас зашла речь, одно смирение заслуживает целого трактата, ибо оно – основа. Оно настолько необходимо для двух других, что без него обе они даже и не добродетели. Только смирение дает стяжать чистоту или любовь, потому что только смиренным Бог дает благодать (Иак 4, 6). Помогает смирение и сохранить приобретенные добродетели, потому что только на смиренном и кротком почивает Дух (1 Петр 4, 14). А сохраненные добродетели смирение возводит до совершенства, потому что добродетель достигает совершенства в немощи (2 Кор 12, 9)[68], то есть в смирении. Гордость – врагиня всякой благодати, начало всякого греха (Сирах 10, 15); ей Бог противится и изгоняет от Себя и от прочих добродетелей ее гордую тиранию. Гордость хитра: она наращивает свои силы, питаясь всем, что есть хорошего в человеке. Защитить добрые качества может лишь смирение; оно – их единственный оплот, крепостная башня добродетелей; оно храбро отбивает нападения гордыни, оно одно противостоит самонадеянности»[69]. Вот что пишет Бернард.Много прекрасного о смирении есть для тебя в этом трактате правдивейшего и смиреннейшего Бернарда. Постарайся понять умом и исполнить на деле то, что он говорит о нем и о других добродетелях. А мы теперь вернемся к крещению Господа.
Итак, увидев волю Господа, Иоанн послушался и крестил Его.
Здесь ты помедли и хорошенько присмотрись к Нему. Господь величия раздевается, как любой маленький человек, и погружается в ледяную воду – время года-то самое холодное. Из любви к нам Он совершает дело нашего спасения, устанавливая таинство крещения и смывая водой наши преступления. Он обручается вселенской Церкви и каждой верной душе в отдельности. Ибо в крещении веры мы обручаемся Господу Иисусу Христу, как говорит Пророк от лица Его: «И обручу тебя Мне в верности
» (Ос 2, 20). И в этом дивном деле вся Троица явила Себя особенным образом, и сошла на землю, и Дух Свя той покоился на Нем в образе голубя, и голос Отца раздался: «Сей есть сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф 3, 17).