Размышления перед казнью

Ведь нс могже я разорваться! А потому я был вынужден поневоле находящемуся в Берлине (за исключением штаба оперативного руководства) ОКВ предоставить во многих вещах гораздо большую свободу действий, хотя, естественно, делал это через курьеров и по телефону. Таким образом во время моего отсутствия я поддерживал с ОКВ постоянную связь. Но, пожалуй, я все-таки совершил ошибку. Мне не сразу удалось внушить Гитлеру мысль, что центр тяжести моей работы находится в Берлине. Ведь живое общение и информированность о принятых там приказах и решениях являлись не только насущной потребностью, но и вообще предпосылкой руководства штабом Верховного главнокомандующего вермахта в условиях войны. Без такого общения, приспосабливающегося к возникающим ситуациям, ОКВ оказалось бы обречено на какое-то странное существование. При методе работы Гитлера это было бы совершенно невозможно. Не говоря уже о том, что он нс отпускал меня от себя и приказывал возвратиться, если я отсутствовал больше двух дней.

Именно поэтому невозможно было провести внутри ОКВ разграничительную линию между штабом оперативного руководства (командование) и остальным штабом (военное министерство); связующее звено являлось неотъемлемой необходимостью, и тут меня заменить не мог никто. Если бы я после принятия своего поста имел время выработать для условий войны другую организационную форму, какой-то выход все-таки нашелся бы.

Если до 1941 г. периоды моего отсутствия в Берлине были еще коротки и терпимы, то продолжительность их во время войны на Востоке, при всей моей работоспособности, поставила меня перед проблемой, решить которую было трудно. В 1944 г. я захотел с этой целью сделать Варлимонта начальником моего штаба и моим постоянным представителем в Берлине; однако из-за его многомесячной инвалидности после покушения на Гитлера (20.7.1944 г.) мне это так и не удалось³⁸³.

В середине июня [1941 г.]³⁸⁴ фюрер в последний раз перед войной на Востоке собрал всех высших офицеров Восточного руководящий опыт. Леман пишет о Кейтеле: «Однако он слишком много занимался мелочами да и вообще не был человеком крупного масштаба. К тому же у него всегда был комплекс неполноценности в отношении к такой личности, как Пгглер, и ощущение слабости своего положения. Он просто погряз в гигантски раздутой административной сфере». Леман также полагает, что Кейтель зачастую наверняка чувствовал себя «глубоко несчастным», но считал непорядочным охаивать перед своими подчинёнными главу рейха. Из обусловленного этим комплекса отношения к Гитлеру, которого фельдмаршал боялся, вытекают и такие его высказывания, как сделанное начальнику внутри-германского отдела ОКВ генерал-майору Циглеру: в его сфере нет ни одной личности, ради которой он вступил бы в конфликт с политическими органами. Во время своих посещений Берлина Кейтель на совещаниях высшего состава ОКВ обычно делал общий обзор положения на фронтах и предостерегал от всяких слухов и фронтовой болтовни. После Сталинградской битвы это приобрело большое значение. Кейтель постоянно подчеркивал: пессимистам и пораженцам нет места в ОКВ! Он не намерен никого защищать от доносов, связанных с такими высказываниями. Генерал Винтер (ставший постоянным представителем Кейтеля в Берлине) неоднократно настаивал на том, чтобы фельдмаршал отвечал на отдельные возникающие вопросы в связи с неблагоприятными оценками Гитлером военного положения: о слухах насчет Паулюса, о генерале фон Зайдлице (который стал председателем созданного летом 1943 г. в СССР из числа воешюпленных антифашистского Союза немецких офицеров. — Прим. пер.)₉ об отставке ipocc-адмирала Редера, об «измене» Италии и т. п. На совещаниях в ОКВ ничего не говорилось об истреблении евреев силами гестапо, депортациях, об отношении к церквам (католической и протестантской]. Адмирал Канарис [начальник абвера] никогда лично на этих совещаниях не присутствовал; его обычно представляли начальники отделов вице-адмирал Бюркнер или генерал-майор Остер (впоследствии — участник заговора 20 июля 1944 г. — Прим. пер.).