Мириам вздохнула. Бен не разрешает им по утрам смотреть телевизор. Прочитал где-то, что смотреть телевизор с утра плохо то ли для мозгов, то ли для концентрации, то ли еще для чего-то. Потом он составил длиннющий список четко обрисованных соображений, по каким каналам «можно» смотреть развлекательные программы. Только вот редко контролировал, что именно смотрят ребятишки, — то он на съемках, то на заседаниях каких-нибудь комиссий по внесению изменений в сценарий, а то сидит в кабинете. Мириам заметила, что Алекс и Сара очень скоро научились быстро переключать канал, когда папа вдруг входил в комнату. Но решила не вмешиваться. По сути, Бен не часто бывал там, где надо. Вот и сейчас его нет. Он без признаков жизни лежит поверх одеяла, вместо того чтобы присматривать за детьми.
— А телевизор посмотрите, — разрешила она, — только тебе придется сейчас приготовить завтрак на двоих. Давай-ка бери телефон и иди на кухню.
Она не придала значения тому, что Брюс Кеннеди под простыней положил ей руку на правое бедро. Просто положил, больше ничего, и она лежала там, неподвижно и тяжело.
— Ты уже на кухне, милый?
— Да.
— Ну вот. Выдвинь ящик для кастрюль справа от плиты, там ваши коробки для завтраков. Потом приготовь бутерброды на продленку. Но самое главное сейчас — завтрак. Помнишь, где у нас сладкая стружка? Сара не любит хлеб с коркой, ну, ты знаешь. Посмотри, есть в холодильнике молоко?
Ответа не было.
— Алекс?
До нее донесся звук, который ей совсем не хотелось услышать. До сих пор все шло хорошо. Она проведет детишек через завтрак, а потом даст им задание самим отправиться в школу и
— Мама?
Снова она услышала в его голосе что-то мягкое, хрупкое по краям. Он уже плакал или чуть не плакал. Сейчас необходимо проявить выдержку, не сорваться, но и не вилять. Решительность — вот что сын должен услышать сейчас на другом конце линии. Просто это игра — и сладкая стружка, и бутерброды, и самостоятельный поход в школу.
— Все собрал, Алекс, — и бутерброды, и молоко?
Прозвучало это не ахти как, ситуация явно напоминала терпящий бедствие самолет, а она — стюардессу, которая продолжает обносить пассажиров минералкой и беспошлинными товарами.
— Мама, а ты где?
— Я в Испании, родной. Ты же знаешь. Но мама скоро приедет…
— Нет, я говорю, тебя почему нет?
17
Они перекусили на террасе «Эль биготе» — легкие закуски вроде креветок, салата из тунца, немного хлеба и ледяное пиво, которое им подали в предварительно замороженных, запотевших бокалах на тонкой ножке. Потом они пешком отправились на берег вроде паромной переправы и расстелили на пляже махровые полотенца.
Солнце уже перевалило за полдень, спокойное море поблескивало в лучах уже уходящего дня. Далеко-далеко за устьем Гвадалквивира серый танкер постепенно становился черным.
Она покачала головой — может, попозже.
Он снял темные очки, положил их на полотенце рядом с мобильником. Когда вода дошла ему до пояса, он обернулся. Помахал рукой и послал ей воздушный поцелуй, на что она тоже ответила воздушным поцелуем.
Он нырнул, и его голова снова появилась над водой в нескольких десятках метров.
Позднее она часто будет спрашивать себя, когда до нее начал доходить смысл происходившего. Вот она, первая холодная волна тихой паники, замедленный и гулкий стук сердца. Позднее она почти определенно могла сказать, что все началось с колена, ранка на котором уже покрылась аккуратной корочкой.
В колене что-то застучало, изнутри, словно кто-то рвался наружу. Потом от ног вверх потянулся холод.
Она встала, выпрямилась. Брюс Кеннеди тем временем миновал самые дальние рыбачьи лодки. На миг ей показалось, что он собрался переплыть устье реки, однако его голова еще раз-другой исчезала под водой, а потом он резко повернул в открытое море.
Она огляделась по сторонам. Двое парней перебрасывали мяч через волейбольную сетку. Поближе к Мириам под широким солнечным зонтом дремала пара пожилых туристов. Мириам порывалась бежать куда-нибудь. Кричать о помощи. Показывать на море.