Размышляя о политике

Заметьте, в этом определении «воля» здесь не более чем символическое обозначение некоторого присущего всем троим природного психоментального качества, особой направленности сознания, качества, которое оказывается присущим «первому» в большей степени, чем двум другим. Воля есть также мысль, идея, а не просто феномен психологической субъективности субъекта политической власти. Возвращаясь к параграфу о воле субъекта политической рефлексии, следует добавить, что в нашем сокращенном феноменологическом определении воля манифестирует активный, энергетический аспект идеи (мифа) политической власти, аспект, сохраняющий свою силу даже в ситуации смены или отсутствия данного конкретного субъекта политической власти. Тогда мы могли бы пойти еще дальше в объективации воли и предложить следующее операциональное определение: воля — это мера интенсивности политической власти в конкретном месте и на конкретном отрезке исторического времени. Но в каком месте? Здесь место — это место политической рефлексии, в которую в качестве элемента ее со держания входит идея политической власти, которая предполагается «одинаковой» для всех политически мыслящих индивидов. Что же касается времени, то оно — в нашем конкретном случае — нынешнее время. И понятие абсолютной политической власти (хотя и проблематизируемое) продолжает оставаться в политической рефлексии. Продолжает оставаться до тех пор, пока оно полностью не проблематизируется и не замещается другим основным понятием. В нашем определении политическая власть — это категория отношения. Не поняв этого, мы не сдвинемся ни на шаг с мертвой точки политических постулатов Просвещения и их постмодернистских реинтерпретаций. Именно категория отношения, а не сущности, не субстанции. Отсюда полная бесплодность редукции политической власти к чистой (природной) воле или редукции субъекта политической власти («первого» в нашем определении) к субъекту воли. Еще более мистифицируют идею политической власти отождествления ее субъекта с экзистенциальным «я» в его вечной зависимости от «другого». Более того, как отношение, политическая власть определенно исторична и никак не входит в категорию так называемых «условий человеческого существования».

Теперь попробуем на основе нашего краткого феноменологического определения политической власти вообще перейти к анализу идеи (мифа) абсолютной политической власти. Но, прежде все го, заметим, что, сколь бы кратким и пуристским ни было наше определение, в переходе к абсолютной власти оно окажется еще более редуцированным. Ибо абсолютная политическая власть в принципе безразлична к конкретным историческим формам власти. Форма может быть сакральной или профанной, гражданской (как в Афинах) или подчеркнуто военной (как у спартанцев и филистимлян), современной или архаической, единообразной или варьированной, государственной или изолированно общинной. Утверждение, что политическая власть мыслится только в своих формах, — феноменологически неверно. Скорее следует сказать, что только присутствие идеи абсолютной власти в рефлексии о политике делает возможным отождествление разнообразия форм политической власти именно как форм власти, а не как акциденций изменяющейся политической действительности. Более того, само понятие политической действительности оказывается редуцированным к идее (обычно мифологической и сакральной) какой-то одной власти, которая полагается источником этой действительности, производимой в данной конкретной рефлексии о политике.

И наконец, завершая наш комментарий на феноменологическое определение политической власти, заметим, что идея абсолютной политической власти является в политической рефлексии первичной в отношении субъекта политической власти вообще. Наше определение «один как объект воли другого» не имплицирует, что субъект власти — это именно «другой», что было бы равнозначно тавтологическому отождествлению субъекта власти с субъектом воли. Но ведь главное в нашем определении — это то, что они оба — и объект воли другого, и другой, то есть субъект воли, — являются субъектами одного и того же политического мышления. Тогда будет справедливым утверждение, что в конечном счете абсолютная политическая власть сводится к абсолютной тождественности мышления объекта мышлению субъекта политической власти.