Разная магия (СИ)

— О Риане! И о якобы пристающих ко мне с непристойностями молодых магах! — рявкнула Катерина. — И не надо делать вид, что ты ничего не понимаешь!

— Кать, а что плохого в том, что я подумала, будто ты держишь Риана при себе, потому что тебе льстит его влюбленность? Ну, или, не знаю, забавляет тебя это, может быть? А что касается молодых магов, так дослушать надо было, — обижено проворчала я. — Я же хотела сказать: Пристают с вопросами, от работы отвлекают. Ты же самый молодой архимаг в истории, я бы на их месте любопытствовала со всей дури.

Катерина с минуту помолчала, сделала глубокий вздох и проворчала:

— Прости, Дусь, нервная я что-то сегодня.

— Так может, водочки? — предложила я, кивнув на кувшин.

Катерина задумчиво посмотрела на меня. Потом на кувшин и как-то обреченно вздохнула.

— Нет, ну, если не хочешь, не надо! Что я зверь что ли — родную внучку спаивать?

Катерина

Среди моих родственников есть, по крайней мере, один хронический алкоголик. Несмотря на то, что Мерлин-старший утверждает в последние годы, что он и капли в рот не берет, я-то знаю, что порой он при молчаливом попустительстве Миларки устраивает себе праздник пития. Удаляется в пещеру и уже там, тихо, сам с собою, употребляет гномью водку. Примерно с неделю, а потом трезвеет и возвращается домой свеженький и пахнущий цветами и травами. Я это знаю, поскольку как-то, по долгу службы, а точнее, по поручению деда, проследила за одним из наших старейших магов. Терина беспокоили эти странные отлучки Мерлина. Теперь не беспокоят. Не исключено, что даже радуют, поскольку в эти дни действующий Глава совета гарантированно защищен от посещений экс-Главы совета с его рекомендациями по вопросу управления магическим сообществом.

Я это все к чему? К тому, что наследственность у меня не очень хороша в этом плане, и пить бы мне вообще не следовало. Разве что сильно разбавленное вино по большим праздникам.

С другой стороны, глупо делать вид, будто я не слышу и не понимаю, кем меня считают мои знакомые — сухарем, заучкой, безумно правильной старой девой, которой кроме научных исследований и порадовать себя нечем. По правде говоря, действительно, нечем. Так почему бы мне сейчас не позволить себе расслабиться? Хотя бы немного. Водку я, конечно, не хочу, и вообще не понимаю, зачем я переместила сюда этот кувшин, а вот вина немного выпью. Как говорят в Шактистане, кровь виноградной лозы радует сердце и ум. А радости-то мне сейчас и не хватает.

Пока я размышляю, бабушка умудряется телепортировать литровую запыленную бутыль и большую серебряную стопку. В бутыли вино, не иначе как честно украденное из погребов короля Вальдора. Бабушке всегда нравилось именно зулкибарское, хотя, на мой взгляд, у нас с Эрраде виноград не хуже.

— А я вот выпью, — бормочет Дульсинея, наливая себе водки, — потому что Теринчик мой, гад этакий, бросил меня на произвол судьбы, а внучку хлебом не корми, дай покобениться.

Молча открываю бутылку, наполняю вином бокал, поднимаю его вверх, говорю:

— Не чокаясь!

— А что вдруг? — удивляется Дуся, — кто-то умер?

— Пока нет.

— Пока… Это обнадеживает. А ты что такая вся в печали? Поделись с бабулей.

Аж вздрагиваю, да так, что вино проливается на подол. Впрочем, не страшно, платье у меня темное. Даже очищающее сейчас применять не хочется — такой у меня упадок сил и общая мерзостность состояния. Само высохнет.

Дуся сидит и довольно ухмыляется.

— Спасибо, — отвечаю, — бабушка, я как-нибудь сама.

— А в лоб хочешь?

— За что?

— За бабушку!

— Но ты же…

— Мне — можно! И ты пей, внученька, пей, не напрягайся. Хочешь, колбаски для тебя утащу? Или сырчику какого-нибудь?

— Нет.

Минут через пятнадцать начинаю ощущать во всем организме странную какую-то расслабленность и такое, понимаете, ощущение, будто душа открылась. Странное, признаться, ощущение после двух бокалов вина, нетипичное. Ой, какое нетипичное!

Легкий перебор пальцами — элементарное заклинание — всего-то определить составляющие напитка, и правда сразу выходит наружу.

— Как ты умудрилась? — спрашиваю у Дуси, к этому моменту уже вольготно развалившейся в кресле. Вольготно в ее понимании — это поперек, когда голова на одном подлокотнике, а ноги на другом, причем распущенные волосы практически лежат на полу. Очень неприличная поза.

— Ты о чем?

— Водку мне в вино подлить, как ты умудрилась?

— А… Это… ловкость рук и никакого мошенничества. А до тебя долго доходило.

— Я от тебя такого не ожидала!

— Честно, что ли? А должна бы. Зато подействовало.

— Да, — вздыхаю, опуская голову на руку, — подействовало, конечно. Что мне еще остается в жизни — только спиться, тем более что даже родная бабушка готова мне в этом помочь.

Дульсинея косится на меня левым глазом, теребит бриллиантовую бусинку на тапке, и кувшин тут же медленно приподнимается над столом, и водка из него льется уже и в ее рюмку и в мой бокал. А я и не возражаю. Какая разница?