Разночинец

Он молча смотрел на меня, только глаза поблескивали в полумраке, созданным кожухом нашей коляски. Я не выдержал:

— Да иди ты!! Мне что побожиться и поклясться надо?

— Другими словами — вы, Семен Семенович, не имеете дел с третьим охранным отделением?

— Не имею и не имел!

— Тогда, может быть, входите в какую-то революционную группу?

Вот так дела, подумал я. Разговор шел по кругу. Наверное, он таким образом пытается выявить мелкие нестыковки в моем повествовании и потом «развить тему». На дворе время апогея «народовольства», если так можно сказать. И всяких революционных групп, начиная от радикальных бомбистов-террористов до мягкотелых либералов не пересчитать.

— Нет, к ним, я тоже не имею отношения.

— Странный вы человек, Георгиев, — сказал тип, — я бы сказал, загадочный…

Я обратил внимание, что говорил он это без определенной и необходимой в таких случаях вербальной задумчивости, словно констатировал факт. Он, продолжая держать наган, выглянул за кожух и крикнул ямщику.

— Стой, братец!

И обращаясь ко мне сказал:

— Мы приехали. И продолжим наш разговор в более располагающей обстановке, где нам никто не сможет помешать. Только мой настоятельный совет, мой друг, никаких лишних движений, иначе я вас пристрелю без всякого сожаления, и ваш труп поплывет по Неве, пока его не выловит какой-нибудь рыбак.

Я понимал всю серьезность ситуации, в которую попал и верил, что у этого «товарища» слова с делом не расходятся. На память сразу пришла трагическая гибель двадцатитрехлетнего студента Ивана Иванова. В 1869 году последователи Сергея Геннадьевича Нечаева, как его еще потом прозвали «демон революции», решили из солидарности поддержать выступления студентов Московского университета и расклеить в Петровской академии антиправительственные листовки. Но против выступил студент этой академии Иван Иванов, по несчастью примкнувший к нечаевскому движению «Народная расправа». Нечаев пришел в ярость. И заявил товарищам, что Иванов сотрудничает с властями, хотя это было откровенной ложью, и предложил его устранить. Несчастного Иванова заманили в парк академии, где в каменном гроте оглушили и застрелили. Из-за такой пустяковой причины.

Я внимательно посмотрел на моего сопровождающего. Он конечно внешне очень похож на Нечаева, но если мне не изменяет память, тот сейчас должен сидеть бессрочно в Петропавловской крепости и охмурять революционными идеями не менее несчастных, как студент Иванов, шестьдесят восемь жандармов Алексеевского равелина, которые впоследствии и попали под его влияние. Нет, это не Нечаев.

— Я вас понял, — сказал я и по его сигналу вылез из пролетки.

Но не успела моя нога еще ступить на землю, как я получил удар по затылку, и мое сознание провалилось в темноту.

Я пришел в себя каком-то темном помещении. Судя по холоду и затхлой сырости это, наверное, был подвал или погреб. Сколько времени находился в беспамятстве — трудно сказать, но голова отзывалась ноющей болью после того, как я попытался перевернуться на спину. Я непроизвольно застонал. И самое пугающее было то, что руки мои были связаны и ноги перевязаны на щиколотках. Надо попробовать развязать узел зубами. Но я не успел…

В ответ на мои стенания кто-то в углу прибавил фитиль на керосиновой лампе, и помещение осветилось так, что смог его хорошенько рассмотреть. Это был подвал какого-то дома. И скорее всего использовался как помещение для пекарни. Потому что с одной стороны стоял наклонный желоб, по которому спускали мешки с мукой, а по краям еще были столы и большие чаны для вымешивания теста. В одном углу свалены в кучу железные, уже начавшие ржаветь на углах, противни и прочие хлебопекарские приспособления. Ну а на другом конце помещения находилась сама огромная печь для выпекания хлеба. Судя по запущенную царившему вокруг, пекарня либо бездействовала очень давно, либо была заброшенной.

Наверное, именно в таких подвалах и изготавливали свои бомбы террористы-революционеры — самое для них логово.

За столом сидели двое: уже знакомый мне тип, который похитил меня, едва я покинул кутузку, и еще один человек. Чуть старше, с всклокоченными бородой и вихрами волос. Ну ни дать ни взять — настоящий «революционер-террорист-анархист-бомбист». Он чуть прищурился и не спеша взял со стола очки в проволочной оправе, протер их куском ткани и водрузив на переносицу, внимательно уставился на меня.

— Вы ребята очень сильно заблуждаетесь, я не имею отношения к третьему охранному отделению, — сказал я, чувствуя, как пульсирует от боли затылок.

— Зовите меня Сергей Павлович, а это, — мужик в очках кивнул в сторону знакомого мне типа, — Александр Николаевич.

— Приятно познакомиться, — буркнул я. — Особенно приятно узнать имя человека, который тебя оглушил… Долг платежом красен.

Он, не обращая внимания на мои угрозы, сказал:

— Мы, Семен Семенович, хотим разобраться, кто вы на самом деле?

Меня все никак не покидала мысль, как эти сраные революционеры узнали обо мне, и, главное — какого черта я им нужен? Что они хотят от меня?