Читаем Разногласия и борьба или Шестерки, валеты, тузы полностью

Это вряд ли. Думаю, что скорее наоборот. Семейное честолюбие у нее есть. Я почти уверен, что ей надоело существовать в виде вдовы Кувалдина. Вряд ли она вспоминает, что она бывшая Герцог. Но вот что она бывшая Гвоздецкая — это она очень даже вспоминает. Мне один мой человек докладывал, что она теперь всюду представляется как Гвоздецкая, оставаясь формально Кувалдиной. И охотно вспоминает, что Гвоздецкий был граф. Вы понимаете, насколько выигрышно сейчас ее положение? Как вдова двух гаишников, она может чувствовать себя в полной безопасности. А как человек, находящийся в полной безопасности, она всем может хвастаться, что бывшая графиня. Она же и еврейка. Так что весь букет налицо. О! Заметим еще, что подобное сочетание придает ей особенный шик само по себе. В этом есть что-то авантюрно-ироническое, как теперь говорят, абсурдное, а это в большой моде. Я говорил, зря Беккета, соколики, переводите, потом хлопот не оберетесь. Конечно, я был прав.

Да. Так старуха совсем с ума сошла. Села, говорят, писать мемуары. Про арест мужа. Она теперь, оказывается, была знакома с Андреем Белым и с Федором Панферовым. Ну и, разумеется, со Свистуновым. А тут даже не знакомство, а бери выше, родство. Как вам это нравится?

Мне это очень нравится, ответил Привалов, в том смысле, что мне это совсем не нравится. Мемуары-то уж во всяком случае будут для черного рынка, и один черт знает, что она там понапишет.

Не скажите, не скажите, заметил Копытман, нельзя наверняка угадать. Может быть, она рассчитывает на «Новый мир». Так что не исключено, что выйдет одновременно журнальный и самиздатовский вариант. Это для вас самое плохое.

Привалов не стал ни соглашаться, ни опровергать, хотя Копытман был, конечно, прав. Он смотрел в корень. Подумав немного, Привалов сказал, что не может допустить, чтобы важные мемуары о Свистунове вышли бы в свет, а тем более в печать и в свет одновременно без его ведома и не под его контролем. Нужно что-то предпринимать.

Копытман вздохнул. У вас есть план, спросил он. Вообще, добавил Копытман, откровенно ухмыляясь, я в известном смысле рад, что так получилось. Еще совсем недавно мы с Ненаглядовым находились в вашей позиции и пытались примазаться к вашему именьицу, будем называть вещи своими именами. Вы еще помните, как вы нас тогда отшили? Вот то-то и оно. В некотором смысле поколение старых комсомольцев теперь отыграется. Причем, заметьте, молодой человек, вы в клещах. Знаете ли, я о вас очень высокого мнения, я даже думаю, что старуху-графиню вы сумели бы обобрать. Я даже несколько позже скажу вам, как именно. Но против старухи и Юлии вам не потянуть. Вдвоем они вас объедят.

Привалов молча прикрыл глаза, давая таким достойным образом понять, что согласен и вполне понимает, что противник у него очень серьезный. Вы думаете, что старуха и Юлия заодно, спросил он осторожно.

Батенька, вскричал Копытман, мы с вами уже десять минут как раз об этом толкуем. Если бы я знал. Пока мне кажется, что Юлия очень жадно поглядывает на черный рынок. Ей хочется популярности и положения в свете. Простой диссиденткой она стать побаивается. А получить мертвого диссидента в собственность — это пожалуй. Она имеет на это право не хуже других. Ее материальное положение в высшей степени надежно. У семьи есть деньги, и отец сидит прочно. Ей гарантировано выгодное замужество. Я думаю, что на карьеру ей наплевать. То есть не совсем так. Я хотел сказать, у нее есть свои представления о том, что такое карьера, и где ее надлежит делать. Потянет ли к диссидентам старуху, я сказать не могу. Вот уж чего совершенно не знаю. Последнее время были интересные прецеденты среди старых кадров, но это дело очень индивидуальное и во многом зависит от личного окружения. Я даже толком не знаю, с кем водится старуха Герцог. С молодежью? С такими же, как она, старухами? С соседями? С гаишниками? С академиком Алихановым? С артистом Никулиным? С кем? Кто ей на мозги капает? Буддисты? Парапсихологи? Ничего не знаю, ничегошеньки не знаю. Копытман даже на себя рассердился. Побагровел даже. Вскочил из-за стола и пару раз пробежался по комнате, как Наполеон, шевеля пальцами за спиной.

Потом вдруг пришел в себя, сел и сказал: вам надо как-то к ней подкатиться. Он нарисовал рукой в воздухе сложный зигзаг.

Пожалуй, согласился Привалов. Вы можете мне помочь? У вас есть общие знакомые?

Юлия. Она сама ко мне пришла. Сидела вот тут, на этом самом стуле. Строила глазки. Копытман задумчиво покачал головой. Может, хотите, чтобы я сам к старухе подкатился?

Хм, сказал Привалов. А вам хочется? В другой раз Привалов ни за что не пустил бы Копытмана вперед себя, но сейчас ему казалось, что такой вариант будет лучше. Похоже на то, думал он, что Копытман не будет пытаться меня обманывать. Он и в самом деле теперь держит мою руку. Хотя не совсем пока ясно, почему. Впрочем, думал Привалов, это сейчас неважно. Потом разберемся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза