Разногласия и борьба или Шестерки, валеты, тузы

Конечно, я познакомлю вас с Гвоздецкой, сказала в заключение лошадиная фамилия, какие могут быть разговоры, мы все принадлежим к узкому кругу, я как раз собираюсь к ней в следующий четверг, она всегда по четвергам принимает, там вы увидите интереснейших людей, между прочим, много молодежи. А с ее внучкой вы знакомы, любезнейший?

С внучкой? С какой внучкой? Ах да, у нее есть внучка, я слыхал. Кажется, она совсем еще девочка?

Лошадиная фамилия скривилась и исполнила рукой в воздухе некоторый тустеп. Ну что значит девочка, сказала лошадиная фамилия, она, конечно, помоложе вас будет, но, я думаю, не намного. При этих словах академик ласково попридержал Привалова за плечо, как бы давая ему слегка понять, что он думает про приваловский возраст, и как бы слегка извиняясь за это перед ним как перед человеком своего (узкого) круга.

На том и расстались, а в следующий четверг лошадиная фамилия прискакала на собственном моторе за Приваловым, и они вместе покатили в гости.

Театр, как говорится, был уже наполовину полон, хотя наполовину пуст. Явно преобладала мужская половина, что Привалов тут же взял на заметку. Хотя театр и был полон только наполовину, но повернуться было негде, потому что квартира была невелика. Собственно, и квартиры-то никакой не было. Курица, говорят, не птица, однокомнатная квартира не квартира. Потому что оказалось, что Бэлла Моисеевна Гвоздецкая гнездится одна. В уме у Привалова она как-то очень плотно слилась со всем своим семейством, и он грешным делом думал, что живут они вместе, и хотя ехал с визитом к графине, предполагал тут же увидеть и внучку, с которой рано или поздно ему все равно пришлось бы иметь дело.

К тому же его представление о графинях ассоциировалось со всякими будуарами и кулуарами, и он как-то забыл, в каком столетии живет. Слабость, простительная гуманитарам-историкам. Сверх всего был тут и момент самовнушения. Дело в том, что Привалову хотелось поговорить с графиней наедине, и когда он мысленно репетировал предстоящий разговор, он заодно присочинял к нему соответствующие декорации. Правильные декорации: воображение у Привалова было с хорошим литературным вкусом. Но, ах, черт возьми, у эпохи вкуса не было ни вот на столечко. Привалов поморщился. В этой чертовой эпохе все было сикось-накось и вверх тормашками. Эпоха распихала население по ячейкам, не взирая ни на какие лица, поселив графинь в хижины, а извозчиков во дворцы. Привалов покачал головой, отвечая собственным мимолетным мыслям. Что ни говори, подумал он, а мы, интеллигенция, заслуживаем большего и не только в смысле зарплаты. Ну ничего, ничего, смеется тот, кто смеется последний. Привалов засмеялся.

Вы совершенно правы, вполголоса сказал державший его под локоток академик. Просто возмутительно. Такую женщину запихать в эту келью. Варвары, варвары. Да ведь у нее пол-Москвы на четвергах появляется. Где же ей развернуться? Сами-то себе небось такие дачи отхватили, что будь здоров.

А внучка не тут разве живет, между делом спросил Привалов. Я почему-то думал.

Внучка здесь прописана, но не живет, отвечал академик. Но мало ли что не живет. Для начальства-то она тут живет, раз она тут вписана. На двоих такую камеру, а? Ведь повернуться же негде, сказал академик, пытаясь повернуться вокруг себя и поздороваться с обступившими его со всех сторон гостями.

Привалов тоже оглядывался. Мелькнуло два-три знакомых лица. Кто-то поздоровался, похлопав сзади по плечу, кто-то кивнул головой из другого угла комнаты. Привалов поймал на себе несколько любопытных настороженных взглядов. Двое так вообще смотрели на него в упор целую, считай, минуту. Старались, чудаки, понять, видно, как себя вести с новеньким — свысока или на брюхе ползать. В их стеклянных глазах и деревянных позах просматривались зачатки того и другого. Незнакомец — враг.

Привалову на глаза попался один юродивый с длинными седыми волосами, провалившимися от беззубья щеками, острым, как у ведьмы, подбородком, худой, совсем без живота. Он нервно мигал через каждые тридцать секунд, так что весь его чердак сотрясался по вертикали, и после каждой такой гримасы начинал двигать челюстями по горизонтали, так что подбородок съезжал на сторону совсем как на картинах у этих… Привалов забыл название, пусть хоть импрессионистов, что ли, в общем у каких-то таких. Кто же он таков, пытался угадать Привалов, чучело чучелом, нахамишь ему из осторожности, а потом окажется, что это какой-нибудь принц богемы или секретарь ВАКа — и то и другое худо. Привалов вздохнул.

Вы правы, сказал академик, будьте осторожны с этим человеком. Его лучше не сердить. Он писатель. Давно ничего не публикует, но зато пишет в стол. Авторитета невероятного. Если завтра у него будут спрашивать, видел ли он вас на этой площадке, и он скажет, что не заметил, то все — вас будут держать за серость до тех пор, пока он же не соизволит кому-нибудь сообщить, что обедал с вами у старой графини, если вспомнит или если со второго раза приметит. И что публика вокруг него вьется, ума не приложу. По-моему, пустое место.