Разношерстная... моя

Как было бы здорово всех их тут уделать, да, видать, не выйдет. Не полезет она под арбалет. Насмерть тот ее не уложит. Да вот, коли стрелка застрянет в теле, возись с ней потом. От нее тело станет вялым, нескладным, мешкотным, а ей нынче только и поворачивайся. Разве коней еще разик пугануть? А вдруг и люди с того напугаются да возвращаться передумают? Это воины. Дед сколь раз одергивал ее, нагоняя опаски перед ними. Дескать, не заносись, внучечка, не почитай себя за больно уж внушительную страхолюдину. Это простой народ, испугавшись, несется, куда глаза глядят, да вопит, как резанный. А воин прежде со страху тебя же и зарежет. А уж после станет разбирать, от чего он там шарахался. И все же попытаться стоило. Во второй раз она влет перескочила волчицей все ту же дорогу. И вновь перед носом только-только угомонившихся коней, которых повернули к хутору. И те снова подняли бучу. Но с седел уже никто не попадал. А над самой головой вслед Яльке пронеслась кусачая стрелка.

Однако желанная заминка вот она! Грех не употребить этакое богатство к пользе для себя. Все мужикам меньше трудиться придется. Они-то у нее обычные смертные: им любой тычок в тело железом отзовется долгими муками. Ялька решила опробовать доселе изведанное лишь по книжке в тиши бабулиного дома. Далеко на самом юге водились кусачие ядовитые ящерки. Что там у них за яд, кто бы сказал? Да ведь и змеиный, чай, сгодится. Зато ящеркой и бегается быстрей, и уворачиваться сподручней. Правда, они там маленькие – не боле крысы, да кому какая разница?

Когда из зарослей к ближайшему коню скользнула такая дрянь размером с добрую собаку, его хозяин не сразу распознал опасность. Лишь когда укушенный за ногу конь взвился на дыбы, разбойник приметил пакость, что тот стряхнул с ноги. И тотчас полоснул по ней мечом. Ящерки и вправду много ловчей змеи. Но добрая половина хвоста осталась валяться на дороге. Еще давно в детстве бабуля подробненько выспрашивала: куда у внучечки что девается, когда та оборачивается? Понятно, что вся она сама и все то, что на ней надето, превращается в новое существо. Сколько всего было, так и остается в новом существе тика в тику: не прибывает и не исчезает. Тогда-то бабуля и посоветовала изловчиться так, чтобы замшевая одежа целиком превращалась в хвост. Дескать, хвост и потеряешь, так не жаль. Руки-ноги целы останутся и хорошо. А хвост, де, любая живая тварь бережет в последнюю очередь после всего прочего.

Яльке тогда показались смешными такие пустые мудрствования. А вот нынче она вполне могла остаться без руки или без ноги. Затаившись под кустом, она пыталась унять сердечко, возмущенно роптавшее против такого небрежения его жизнью. Да и лапки схлопотавшей ящерки не могли унять дрожи. Сунулась, как дура! Тоже еще помощница великая. То-то бы мужики обрадовались, явись она перед ними безрукая иль безногая. Таймир вон итак ею брезгует, замуж брать не хочет. А калека-то ему и вовсе без надобности. Эта мысль на удивление споро взбодрила. Она отползла еще подальше и обернулась собой. Срамотища! Стоит, как есть, вся голая. Замши, что осталась, едва-едва хватило на сапожки с куцыми обрезанными голенищами. На смех курам! Спасительница голозадая! Но тут с дороги послышались гневные вопли. Видать, отравленный конь валиться начал. Ялька опомнилась, бросила взгляд на ехидно посмеивающуюся луну, показала ей язык, обернулась волчицей и кинулась к хутору.

Своих пестунов учуяла еще издалека. И поди разберись: к добру оно или к худу? Коль так развонялись на все окрестности, стало быть, уже не в сараюшке за стенами торчат. А вылезли – или выволокли их – наружу. Коль разбойнички ими занялись, так чего ж среди ночи? Да еще при таких-то делах: кони покраденные сбежали, погоня где-то затерялась. Та, понятно, вот-вот явится, да кто о том прежде времени проведает?

Ялька подобралась к задней стенке сараюшки и задрала голову: там они, наверх забрались, на крышу. А чего затеяли? Вот же олухи! Дождаться не могли? Она отчетливо рыкнула, вспугнув задремавших у коновязи коней. Те задергались, зафыркали.

– Ялька? – Юган протиснул в какую-то щель ветхого ската крыши свой нос.

Дранку от времени проредило, а жердины встык не подгонишь: больно корявы. Она обернулась собой и хихикнула. Четыре здоровенные лапищи чуток раздвинули жердины, и Юган протиснул в них башку. Глянул на нее и зашипел:

– Ты чего голая? Совсем сбрендила?

– Мне хвост отрубили, – беспечно отмахнулась оборотенка. – А где наша поклажа?

– Так у этих, – озадаченно поднял брови Юган, силясь сообразить, как потеря одежи завязана на отрубленном хвосте. – Ты чего это задумала, мелочь буйная?..

– Да ничего особого. Ты дело говори, – досадливо напомнила Ялька. – Вы сами-то вылезете? А то вскорости погоня вернется. Я не всех убрать смогла. Не сдюжила. Больно ловкие сволочи…

– Вылезем, – оборвал ее болтовню Юган. – А ты присмотри там за этими. И не лезь на рожон! А то знаю я тебя…

– Я пригляжу! – обрадовалась она и обернулась обычной задрипанной шавкой.