Разноцветные “белые вороны”

Ну, подумайте сами. Можно ли, будучи в здравом уме и твердой памяти, утверждать, что образ жизни целого народа — неважно, большой он или маленький — уклад, существовавший, по свидетельству самого нашего оппонента, «столько времени», глупый и бессмысленный? Ладно, если бы так здесь жили только в советский период (хотя и это, между прочим, уже несколько поколений). Так нет же! И до революции жили примерно так. И двести, и триста лет назад. Часто и подолгу гостили, любили поговорить, причем поговорить «о самом главном». А самым главным в России испокон веку считались не цены на базаре и не капризы погоды, а неразрешимые, вечные, «проклятые» вопросы, на которые нет ответа, но которые вопреки здравому смыслу одно поколение передает другому как пароль. Здесь всегда было принято иметь друзей не для украшения жизни и не только для бытовой поддержки, но главным образом — для задушевного, сокровенного общения, для, казалось бы, бессмысленных душеизлияний. Недаром практически все эмигранты, даже самые благополучные и процветающие, на первый взгляд полностью вписавшиеся в новую жизнь, жалуются на то, что «не с кем пообщаться, поговорить». Вряд ли эти жалобы следует понимать буквально. Западный мир вполне общителен. Там существует масса пособий, телепередач, курсов, где учат общаться. Даже в наш язык уже вошел термин «тренинг общения». Но дело в том, что поверхностное, светское, легкое общение, принятое на Западе, представляется неполноценным человеку, выросшему в России.

Есть даже такой старый английский анекдот. Чем отличается русский от англичанина? А тем, что на вопрос «Как вы поживаете?» русский дает обстоятельный, реальный ответ. И англичанам это смешно, потому что для них «Как вы поживаете?» (Нow do you do?) - это форма приветствия. Так же, как для французов, итальянцев, испанцев, португальцев и многих–многих других.

Образ жизни, культурный уклад «записан» «в коллективном бессознательном» народа, в его родовой памяти. Очень характерное признание сделал в беседе с нами один русский эмигрант, увезенный во Францию в младенчестве. В Россию он снова попал лишь в старости.

— Всю жизнь я говорил по–французски, дружил с французами, женился на француженке, — сказал нам Жорж К. — И всю жизнь я, со своей мечтательностью, стремлением к каким–то высшим целям, казался сумасшедшим. Да и сам себя, грешным делом, считал таковым. А сейчас приехал сюда, пообщался с людьми и все понял: я не сумасшедший, я просто русский.

Образ жизни — не одежда, которую можно быстро поменять, это сама суть жизни, ее содержание и форма — все вместе и все неразделимо. Поэтому культурный уклад с таким трудом поддается даже косметическим изменениям. А когда посягают на главное, на основы, происходит битва культур. Битва не на жизнь, а на смерть. История знает множество примеров, когда такая битва оканчивалась трагическим поражением одной стороны–гибелью целого народа. Причем нередко только задним числом, когда на поле брани остается «хладный труп», становится понятно, что это была битва. А поначалу все выглядит весьма безобидно, даже благородно — как миссионерская попытка приобщить дикарей к истинной цивилизации, к общечеловеческим ценностям. К сожалению, за примерами мы можем далеко не ходить. Из лучших побуждений русский «старший брат» некогда решил цивилизовать народы Крайнего Севера.

— Сколько можно жить в ледяных иглу? — рассуждали цивилизаторы. — Это ж дикость! Каменный век! Построим–ка мы им нормальные, удобные дома. Чтоб жили как люди!

Построили. Переселили. Только жить в удобных, теплых домах сегодня почти некому. Приходится создавать комиссии и комитеты по охране вымирающих северных народов.

Есть и прямо противоположный пример. Чего только не делали в самых разных странах для «окультуривания» цыган! Но те упорно, яростно сопротивлялись. И выжили. И приумножились, несмотря на жуткие, с нашей просвещенной точки зрения, условия кочевой жизни: холод, антисанитарию, отсутствие медицинской помощи.

Чем завершится «цивилизаторский» эксперимент в России, сказать пока трудно. Может, лучше б его спустили на тормозах, не дожидаясь конечных результатов? Ибо ничего хорошего они не сулят. В частности, для психики.

— Да что вы все психикой пугаете? Очень даже полезно для психики, если дети сызмальства привыкнут экономить свое время, быть собранными, практичными, перестанут витать в облаках. Если каждый будет жить сам по себе, то и всем будет лучше. Вон, на Западе так живут — и общество процветает.