Тема репрессий — особая. Хотелось в этой связи обратить внимание на обстоятельства, которые остаются вне поля зрения тех, кто стремится историю разведки писать уже по укоренившимся шаблонам. Необходимо иметь в виду, что архивные материалы не могут дать целостной картины того, что произошло в те годы. Часто в показаниях потерпевших и реабилитированных ныне людей по делам 30-50-х годов мы читаем и черпаем не только недостоверные сведения, но и оказываемся в плену устоявшихся версий и мифов, в достоверность которых верит не только некомпетентная в этих вопросах общественность, но и нынешние сотрудники и ветераны спецслужб.
В ходу утверждение о том, что Ежов прежде всего уничтожал работников старой школы Дзержинского. Это в принципе верно. И Берия их уничтожал, и Абакумов их не любил. Многие оказались выбиты, особенно те, кто занимал руководящие должности в органах госбезопасности и разведки. Но мы забываем и другое очень важное обстоятельство. Среди старых кадров «школы Дзержинского» наблюдалась известная напряженность в личных отношениях, имело место некоторое соперничество. Так было и в органах разведки. Эйтингон, который почти с самого начала существования Иностранного отдела ОГПУ работал в нем и со временем вырос в крупного работника, рассказывал мне о напряженных отношениях между Ягодой и Трилиссером, не ладили между собой начальник контрразведки А. Артузов и начальник ИНО Трилиссер. Артузов, как известно, стал впоследствии начальником разведки. Трилиссер же перешел на работу в Коминтерн. Артузов в письме к Менжинскому в 1931 году оправдывается за некоторые упущения в работе и даже пишет о «триллиссерских извращениях» в работе разведки. Неудивительно, что когда эти люди были арестованы, они давали показания друг против друга как о «заговорщиках в НКВД».
Когда в Комитете Партийного контроля при ЦК КПСС проверялось мое дело, оказалось, что в различных приложениях к нему были аккуратно подшиты в качестве «компрометирующих материалов» выписки из провокационных показаний и доносов (в 1930-1961 годах) фактически на всех видных работников советской разведки в довоенный период и послевоенные годы правления Сталина. Ко мне было исключительно доброжелательное отношение руководства КПК в лице А. Пельше, И. Густова, начальника секретариата КПК Г. Климова. Поэтому, ознакомившись с этими документами, я напрямую, без обиняков спросил Густова, почему в ЦК КПСС при рассмотрении реабилитационных документов все равно представлялись из прокуратуры и КГБ протоколы допросов арестованных, свидетелей и осужденных по сфальсифицированным политическим делам 30-50-х годов, правда, с чудовищной и циничной оговоркой, что «данные, приведенные в протоколах, не вполне достоверны». Разъяснения меня просто потрясли. И. Густов и Г. Климов откровенно сказали, что, к сожалению, «наверху» независимо от реабилитации того или иного человека, его принято считать скомпрометированным. Эта логика жива и сейчас. Компрометирующие материалы по делам репрессий в сфере госбезопасности разведки подлежат вечному хранению и, очевидно, использованию.
Обстоятельства и мотивы репрессий в органах госбезопасности и разведки можно понять, лишь разобравшись с лживой версией о мифических заговорах в органах НКВД-МГБ-КГБ.
В сталинском варианте осуществлялась концепция гарантированного «невмешательства» и подчиненной роли военных в решение политических вопросов в жизни страны. Никто из руководителей силовых ведомств и спецслужб не должен был иметь самостоятельного значения в советской партийно-государственной иерархии. Поэтому сразу вслед за делом военных 1937-1938 годов сталинское руководство инициировало новый репрессивный цикл — дело о заговоре в НКВД.
Руководство органов госбезопасности СССР было почти полностью обновлено еще в ходе тотальной чистки и показательных процессов 1936-1937 годов. Расстрел Генриха Ягоды и его группы обрывал любые возможные связи «чекистов первой волны» с их единомышленниками в армии. Поставив во главе НКВД Ежова и его руками расправившись со всеми намеченными жертвами, Сталин, опасаясь широкого недовольства размахом кровавых чисток, возложил всю ответственность за содеянное на руководство спецслужб.
«Заговор в НКВД» до сих пор «расфасован» по различным делам конца 30-х годов, и, спустя шесть десятилетий, многие сотни томов уголовных дел о «ликвидации палачей» хранятся за семью печатями.
Нанося удар по второй силовой основе режима, Сталин как бы демонстрировал всем, что, несмотря на значимость органов госбезопасности, «ежовые рукавицы» могут находиться только в руках вождя. Никто из чекистов не должен и в мыслях пытаться самостоятельно ставить и решать политические вопросы, притом что руководители центральных и областных управлений НКВД избирались депутатами Верховного Совета СССР и являлись членами соответствующих партийных комитетов.