Разные дни войны (Дневник писателя)

— Примерно такая, — сказал Гречко. — Сейчас по два дивизиона на каждый батальон действует и еще кое–что. В общем, сто орудий в течение пятнадцати минут. А когда начнется не ложная, а настоящая, будут действовать девятьсот орудий да плюс тяжелые эрэсы, и не пятнадцать, а сорок пять минут. Раз в тридцать мощнее.

— А как вы считаете, немцы принимают это сейчас за настоящую артподготовку?

— Думаю, что так. Мы и легкими эрэсами по ним палили, и все–таки, когда сто орудий густо бьет, это сильный огонь, в особенности если воспринимаешь это не здесь, а там, где разрывы ложатся.

Вскоре пришло донесение по телефону: взяли первых семь пленных. Продвинулись метров на триста за железную дорогу. Все пленные из штрафной роты 1–й танковой армии. Рота эта села в окопы только сегодня ночью, но пленные говорят, что вашего наступления сегодня не ждали. Вообще–то знали,

что наступление готовится, поэтому их и посадили на передний край в окопы, но, когда именно будет это наступление, не знали.

К Мехлису подошел командующий артиллерией фронта Кариофилли. У них сразу зашел разговор об артиллерийской арифметике — сколько, когда и где истрачено снарядов, сколько, когда и где их будет нужно.

— Надо пооборотистей быть, — сказал Мехлис. — Надо все,

Что можно, сверху вытаскивать. Я вот звоню наверх и, если на звонок ответ положительный, не дожидаюсь документов, начинаю Действовать без них. Привожу и расходую! Мне нужно, чтобы Начальство сказало «а», а все остальное мы тут и без него договорим.

Разговор перешел на 18–ю армию, где собирались менять кого–то из артиллерийских начальников.

— Надо Гастиловича подтягивать, — сказал Мехлис о командующем 18–й армией. — Они наступать еще не начали, а надо чтобы подтянулись. А то левый фланг так отстает, что даже на карте некрасиво выглядит. Правда, и все мы отстаем. Кажется нас скоро Второй и Первый Украинский фронты в окружение возьмут, — добавил он с горькой усмешкой.

— Что наблюдаешь? — спрашивал в это время Гречко у командира дивизии. И, положив трубку, сказал: — Жалуется, что ничего не видит. Даже боя своего батальона не видит, хотя находится от него в пятистах метрах.

Мимо нас прокатил маленький связной броневичок.

— Знаете, как этот броневичок солдаты зовут? — спросил Исаев у Мехлиса.

— Нет, а как?

— «Прощай, родина!»

— Ну да, конечно, броневая защита у него плохая, — сказал Мехлис. — Но ведь его никуда и не посылают, только так, для связных офицеров.

Артподготовка закончилась. Теперь били только орудия сопровождения. Немцы начали все сильнее огрызаться. Где–то впереди рвались их мины и снаряды и слышалась ожесточенная ружейно–пулеметная стрельба. Из дивизии докладывали, что пленных взяли уже сорок семь человек, все на одном километре по фронту и все из штрафной роты, которая, наверное, и занимала целиком как раз на этом километре всю первую траншею.

— А ну, дайте залп между первой и второй линиями траншей, чтобы противник не оторвался и не ушел, — скомандовал кому–то по телефону Гречко. И, положив трубку, с большим оживлением, чем все, что он говорил до сих пор, сказал: — Думаю, что мы дезориентировали противника. Он решит после этой разведки боем — он сейчас уже понял, что это была разведка боем, а не наступление, — что мы сегодня будем уточнять результаты, допрашивать пленных и начнем наступление завтра. А мы начнем его сегодня.

— Сорок семь пленных, да еще штрафников, — сказал Мехлис, — сразу же во время разведки боем — это симптоматично. Видимо, воюют без большой охоты.

— Но вот погода не улучшается, — сказал Гречко. Мехлис холодно посмотрел на него.

— А по–моему, погода стала лучше.

По своему характеру он, по–видимому, любил, чтобы желаемое как можно скорее становилось действительным, и ему казалось, что погода улучшается, хотя она ничуть не переменилась.

— Ветер, наверное, все же разгонит туман, — сказал он.

— Ветер не сильный, — сказал Гречко. — Даже ветки не шевелятся.

— А вы не смотрите на ветки. Всегда на дым надо смотреть, — сказал Мехлис. И он показал на шедший из трубы дым.

— Видите, ветер порядочный.

К Гречко подошел полковник, командир полка самоходных орудий.

— Готовы люди? — спросил Гречко.

— Готовы.

— Хорошо. Имейте в виду, Гордеев, возможно действие немецких самоходок вдоль шоссе. Предусмотрите это.

Мы снова зашли в блиндаж.

— Как наши снаряды ложатся, наблюдаете? Какое настроение? — спрашивал по телефону Гречко. Его, видимо, плохо слышали. — Настроение у людей какое? — громко повторил он. — Хорошее настроение у людей. Подбодрите людей. Скажите им Добрые слова перед атакой, и пусть не обращают внимания на погоду.

— Когда начнете общую артподготовку? — спросил Мехлис.

Который больше не поднимал вопроса о приостановке наступления.

— Через полчаса, в одиннадцать ровно, — сказал Гречко.

— А будут артиллеристы видеть цели? — спросил Мехлис.

На это вместо Гречко ему ответил Кариофилли: