Разные годы

Мы идем по ночному городу, все улицы ярко освещены. До поздней ночи японцы торгуют. В маленьких лавчонках вы можете купить кимоно или какой-нибудь сувенир, связанный с атомной бомбой, можете съесть миску похлебки или выпить вина. В узеньких переулочках, куда не может пролезть даже американский «джип», под окнами на тротуарах размещаются бездомные люди. Они спят на раскаленном за день камне, положив под голову мешочек со своим бедным скарбом. Встречаются нищие; они еще издали протягивают руку и, получив пол-иены, опускают голову до самой земли, становятся на колени и так продолжают стоять до тех пор, пока мы не исчезаем в другом переулке.

Попадаем в храм. Монах объясняет, что это буддийский храм и сюда японцы приходят, чтобы перед сном напомнить о себе богу. Мы наблюдаем, как быстрой походкой три женщины идут к большой чаше-курильнице, за одну иену покупают десяток свечей, сделанных из морской травы, тут же зажигают их и, встав на колени, произносят короткую молитву. Потом они поднимаются и такой же быстрой походкой идут к выходу.

Некоторые из них задерживаются в саду, прилегающем к храму, где каждое дерево и каждый кустик считаются священными. Они приносят с собой крохотные бумажки, на которых иероглифами пишут свои желания, мечты и просьбы, обращенные к богу. Тонкой ниточкой, вымытой священной водой, тут же, у входа в храм, они привязывают к священным веткам эти бумажки-желания. Минуту или две стоят на коленях перед ними и затем уходят, полные иллюзий, что за ночь, пока они спят, их мечты и жалобы дойдут до вершителя судеб. И тогда изменится их жизнь. Я спросил у монаха:

— О чем же они просят бога, все эти люди?

— Они просят о многом, — неодобрительно ответил мне монах.

— Все-таки, о чем же?

— Слишком о многом они просят, и слишком многого они хотят, и поэтому не все, конечно, сбывается, — не всякое желание даже бог может удовлетворить.

5 октября

Вечером сидим в саду и в безмолвии наблюдаем за звездным небом над островом Кюсю. Теперь уйти бы пешком, через всю Японию, домой в Москву.

Мысли наши уносятся туда, к родной земле, но их прерывает басовитый окрик лейтенанта Бредли:

— Бой-сан, холодного пива!

Мы встаем и уходим в глубь сада.

— Вы не можете там идти, вы не должны, господа! — кричит нам вслед лейтенант Скуби.

Но мы не слушаем его. Мы просим лейтенанта Скуби передать в американский штаб, что все же вынуждены были покинуть американцев, переселиться в японскую гостиницу и с этого дня передвигаться только в японских поездах.

Мы попросили лейтенанта Скуби передать также, что преграды, которые нам ставит Джиту, несовместимы с понятиями о свободе печати и демократии, которыми так кичатся американские дипломаты.

— Эта поездка, — подчеркнули мы, — только показала нам Америку в ее неприкрытом и довольно непривлекательном виде, если только можно американцев в Японии отождествлять с самой Америкой.

Офицеры выслушали нас с недоумением, но все же попытались превратить все это в шутку. Однако мы уверенно направились к выходу, на ходу обронив:

— Мы уезжаем в Осака, а вы можете оставаться…

Очевидно, этот «демарш» повлиял.

На следующий день майор из Джиту сообщил, что все наши желания будут выполняться и все, что мы хотим видеть, будет нам показано. Американские офицеры больше не будут вмешиваться в нашу жизнь. Единственно, что Джиту хочет сохранить, — это непрестанное сопровождение нас «в целях безопасности», заметил майор.

О, эта пресловутая «безопасность»! Как много бед принесла она людям.

Мы приехали на вокзал, и вскоре появились американские офицеры. Вагон с экзотическим названием «Оскалуза» был уже прицеплен к поезду Нагасаки — Осака. Маленькая победа над Джиту все же была одержана, и, чтобы отметить ее, мы извлекли из чемодана далеко спрятанную бутылку русской водки.

Поезд мчался по ночной Японии. Мы сидели в своих купе в страшной духоте. В эти знойные октябрьские дни и ночи мы впервые ощутили, что жажда больше изнуряет и ослабляет, чем голод. Не хотелось ни обедать, ни ужинать, Мы включили вентилятор, но и он не помог.

В эту ночь мы долго не могли заснуть. В коридоре непрерывно маячила высокая фигура полуодетого лейтенанта Бредли; он то заглядывал к нам в купе, проверяя, спим ли мы, то останавливался у окна. Очевидно, он дежурил, или, может быть, нам это казалось. Изредка он замечал:

— Хорошо бы теперь выпить холодного пива. Как же мы не позаботились об этом!

11 октября

Утром приехали в Осака.