Разные годы

Воронов и Токарев двигались лощиной и дорогой, а Косухин лежал в мокром снегу. Вот они, эти шесть сантиметров на карте, три километра на местности. Их надо бы измерять шагами, как это сделал разведчик Сергей Щукин. Он утверждал: до лесочка — тысяча шагов, не больше, до берега — еще восемьсот… Но это по прямой, а здесь, на дороге или лощине, люди вспоминают не о шагах — ведь ногами можно только подталкивать свое непослушное и отяжелевшее тело, путь теперь измеряется ладонями, пальцами. Щукин в этом признается потому, что он видит, как Марченко ощупывает провод, взрыватель, вытаскивает мину за миной… И за ним ползут люди в белых халатах, цепляясь за затвердевшую с утра колею, за снежные сугробы, за примерзшую дощечку, кем-то брошенную на дороге. На широкой и привольной земле люди могут двигаться только по узкому следу, проложенному саперами. Они измеряют свой путь, как древние люди — локтями. Вот кто-то соскользнул в кювет и взорвался на мине, но нельзя задерживаться, надо продвигаться… Вот у дороги, там, вдали, уже падают вражеские мины и снаряды. Они поднимают ввысь снег, смешанный с землей, осколки посвистывают, как кузнечики в полуденном лесу. Но все-таки нельзя останавливаться… Люди задыхаются, глотают снег, на мгновение припадая к сугробу. Маленький вещевой мешок кажется в этот час самой тяжелой ношей в мире, винтовка, к которой пехотинцы настолько привыкли, что она порой кажется естественным продолжением рук, теперь давит плечо… На дороге брошен котелок, какой-то измятый картуз, кнутовище, противогаз. Токарев передает по цепи: «Ничего не трогать, ничего не трогать!» Может быть, за ними таится смерть.

Вот они какие длинные и трудные тысяча шагов Щукина, до кустов и редкого леска еще далеко, а время идет, и пальцы сводит в суставах. Наша артиллерия уже открыла сильный огонь по вражеским укреплениям. Теперь надо торопиться. Токарев поднимает своих бойцов, они бегут по полю, проваливаясь в снег, с трудом вытаскивая ноги, бегут туда, к лесу. Враги, отстреливаясь, отходят к реке. Токарев идет за ними по пятам. Падает раненый, к нему ползет санитар, бойцы обходят их. На левом фланге слышен пулеметный огонь — это, должно быть, Воронов уже приблизился к реке. Токарев обходит лес вдоль опушки. Бойцы едва поспевают за длинноногим и проворным лейтенантом. Вражеские автоматчики бегут к реке, но попадают под наш пулеметный огонь. Токарев перепрыгивает через них и пробирается к камышам. Здесь надо будет перейти на тот берег.

Косухин, следивший за движением Токарева и Воронова, начал наступление по полю, по прямой — к деревне. Саперы и разведчики уже продолжили путь. Но не так-то легко протащить орудия по снегу. Кони прыгают из стороны в сторону, рвутся в постромках, но не могут вытащить застрявшие колеса. Люди, сопровождающие артиллерию, помогают им, подталкивают, упираются в спицы, скользят, падают, вновь поднимаются. Косухин подбадривает их:

— Надо только добраться до леса — там легче будет… Уже совсем близко… Вперед!

Но у леса кони взрываются на мине. Падают смертельно раненные правильный и заряжающий. Теперь в каждой секунде — судьба боя. Нельзя медлить. Пехотинцы режут ремни и подтаскивают орудия к холмику у леса. Враги направляют огонь на фланги — против Токарева и Воронова. Надо этим воспользоваться. Отсюда можно бить по вражеским укреплениям прямой наводкой. Косухин представлял в это мгновение всю сложность и напряженность пути, который приходится преодолевать бойцам Токарева и Воронова. Но иного выхода нет — в крови и муках рождается победа. Полчаса, не больше, им придется двигаться под огнем. Косухин знал своих людей — они не дрогнут.

Уже солнце близилось к зениту, а Косухин прошел лишь два километра. Но самое трудное еще впереди — с бугра он увидел луг, огороды за рекой и торчащие, обгорелые трубы деревни. Еще один километр, и он — там, в опорном пункте. Но никогда он еще не представлял себе с такой остротой, что в километре — тысяча метров, и кто знает, может быть, еще придется метры считать на сантиметры.

Косухин видит вдали людей, которых он воспитывал, учил, готовил к наступательным боям. Они не обманули его надежд. С непреодолимой стремительностью шли они под огнем к реке. Кое-где им приходилось ползти. Вот они встали на лед. Двое — это были Щукин и Марченко — побежали к тому берегу и провалились. Тонкий, уже оттаявший ледок не выдержал, неужели не удастся подтянуть и переправить орудия? Но Щукин и Марченко уже ломают лед. Должно быть, они попали в мелководье. За ними устремляются и пулеметчики, и минометчики. Они несут на головах диски, ленты и ящики с минами и идут по грудь в холодной, ледяной воде. Вражеская артиллерия помогает им взламывать лед, осколки вырывают людей из двигающейся цепи. Зеленоватый ледок багровеет от крови, но через мгновение вода уже смывает следы ранений или смертей, а течение уносит павших в борьбе за оставшийся километр пути, за деревню Силки, за безмятежную и покойную жизнь мира.