Разные годы

В землянке на домотканом ковре сидел Вениамин Рукосуев, человек с вялыми от усталости движениями и полузакрытыми глазами. Он молчалив, не от природы, а оттого, что люди, окружающие его, ждут от него именно этой сдержанности и не внешней, не напускной, а внутренней уверенности. «Хорошо бы в бане помыться», — замечает он, будто больше ничего, кроме бани, его теперь не занимает. Впрочем, он тут же забывает о своем желании. Он закуривает, чтобы не уснуть — курить не хочется, во рту горько. Приходит Петр Разумов, майор, начальник штаба, и докладывает:

— К высоте идут сто пятьдесят танков.

— «Тигры» есть? — открывает глаза Рукосуев.

— Есть, три колонны, вот здесь. — Он показывает на карте, и палец его движется по той же узкой полосе земли в шесть километров и останавливается на точке, которой угрожает новая атака немецких танков.

— Там есть снаряды? — спрашивает Рукосуев.

— Да, есть, — отвечает Разумов.

— Хорошо, можно идти, — кивает головой и опять закрывает глаза Рукосуев.

Все, больше я ничего не слышал об этих «тиграх». Какая-то тревожность охватывает меня — нет ли здесь той степени усталости, которая делает людей вялыми, неторопливыми. Рукосуев вспоминает в эту минуту не о «тиграх», не о тех ста пятидесяти танках, которые ползут к такой-то точке, а о Николае Железникове, подполковнике, — он теперь там, на поле боя со своими батареями. Потом возвращается тот же Разумов, успевший уже смыть копоть и грязь с лица, и доносит, что горит шесть «тигров», а атака захлебнулась, отбита, отражена, и то, как полковник воспринял и нависшую над ним угрозу и весть о победе, то, что свежий человек мог бы воспринять как признак усталости, — оказалось силой, победившей «тигра».

Я иду к тому холмику, к тем людям, о которых только что доложили Рукосуеву.

В пути встречаются люди с артиллерийской эмблемой на рукаве — двумя серебристыми перекрещенными пушками, — они живут в окопах с домовитой привычкой русского человека — всюду видеть жизнь, они украшают блиндажи, обкладывают ветками окопы, приделывают полочки для котелков и патронташей, выделывают замысловатые узоры на ореховых жердочках, еще и еще раз осматривают свои орудия, они еще не воюют — это вторая линия артиллерийской обороны. И она будет держаться с тем же спокойствием, даже усмешкой, какие свойственны этим людям. Они тоже поглядывают на тот холмик, где идет битва, но им он не представляется адом. Может быть, утром или даже этой ночью им придется заменить павших друзей. Иногда и до них доходит огненный смерч битвы — с завывающим свистом летят бомбы, пикируют бомбардировщики, кверху летят глыбы земли. Люди прячутся, но все же наблюдают за небом: «Все потемнело, видишь, их сколько», — замечает кто-то. Лейтенант зовет в блиндаж: «Нечего храбриться!» Но тот, опустившись на одну ступеньку, присаживается у орудия и закуривает. «Что же, бояться мне, что ли, — усмехается он. — Земля велика, хватит места и для меня, и для бомбы».

И по мере приближения к тому клочку земли, который издали представляется адом, люди более спокойнее и увереннее воспринимают все то, что навалилось на них.

У холмика, притаившись в окопчике, повар Иван Гладких готовит ужин; он что-то напевает, будто на кухне у себя в Свердловске — правда, об этом можно лишь догадываться по движению его губ — грохот битвы здесь все заглушает.

На холмике живут люди в огне и дыму. Они гнездятся у орудий, это их мир, земля, крепость, надежда, уверенность. Они оберегают пушку, маленькую такую, приземистую, так контрастирующую с силуэтом огромного танка «тигр», висящим в блиндаже.

Точка, которую Разумов указал на карте, выглядела на местности так: холмик, спускающийся к оврагу, за ним кустарник, поле и деревня. На точке или, вернее, на холмике были люди, простые обыкновенные советские люди с противотанковыми пушками, ружьями и автоматами. В их поведении, характере, манере держать себя я увидел то же, что и у Рукосуева. Эти люди не были как будто наделены особыми героическими чертами. Они воспитывались в обычной среде советских людей. Старший лейтенант Дмитрий Андреев вырос в деревне Банаки, под Рязанью. У него есть жена, двое детей, любимые и родные люди. Они там — в деревне Банаки, и он думает о них с остротой и волнением, присущим, пожалуй, только людям на войне. Андреев считает себя уже старым артиллеристом, хоть ему пошел только тридцать четвертый год. На этом холмике он — хозяин, командир батареи. Или вот еще один житель холмика — Андрей Пузиков, наводчик. Он вырос под Задонском в маленькой деревушке. Ему двадцать лет, он успел немного поработать на шахте в Щекине на откатке угля. Впервые он участвует в битве с танками. Таков и разведчик Илья Багринцев, и сержант Григорий Коваленко, и старший сержант Петр Катюшенко, и Николай Серга.