Разные оттенки смерти

Бовуару спросонья понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем говорит шеф, после чего он прыснул со смеху.

– Шампанское я, по крайней мере, вам купил? – спросил он, протирая глаза.

– Ты сварил хороший кофе.

– Вчера? – спросил Бовуар, садясь в кровати. – Здесь?

– Нет, в оперативном штабе. – Гамаш посмотрел на него внимательным взглядом. – Помнишь?

Бовуар недоуменно покачал головой:

– Извините. Я еще не проснулся.

Он потер лицо, пытаясь вспомнить. Бовуар подтащил стул к кровати и сел.

– Который час? – спросил Бовуар, оглядываясь.

– Начало восьмого.

– Я встаю. – Жан Ги ухватился за одеяло.

– Нет, подожди.

Голос Гамаша звучал мягко, но непреклонно, и рука Бовуара замерла, а затем упала на одеяло.

– Мы должны поговорить о прошедшей ночи, – сказал старший инспектор.

Бовуар все еще выглядел как выжатый лимон. Он явно не понимал, о чем речь.

– Ты и вправду имел в виду то, что говорил? – спросил Гамаш. – Ты так чувствуешь? Потому что, если так оно и есть, ты должен сказать мне об этом сейчас, при свете дня. Мы должны поговорить об этом.

– Что я имел в виду?

– То, что говорил ночью. Что я был заинтересован в утечке видео и что я, на твой взгляд, ничуть не лучше хакера.

Глаза Бовуара широко раскрылись.

– Я говорил такое ночью?

– Ты не помнишь?

– Я помню, что смотрел видео, что расстроился. Но не помню почему. Неужели я так говорил?

– Говорил.

Старший инспектор сверлил взглядом Бовуара. Тот был искренне потрясен.

Вот и непонятно, что лучше. Это означало, что Бовуар, возможно, не имел в виду то, что говорил, но еще это означало, что у его инспектора отшибло память. Что у него что-то вроде помутнения рассудка.

Старший инспектор Гамаш продолжал изучать лицо Бовуара, и тот под взглядом шефа покраснел.

– Простите, – пробормотал он. – Я, конечно, ничего этого не думаю. Даже поверить не могу, что сказал такое. Простите.

У него и в самом деле был виноватый вид.

– Я тебе верю, – сказал Гамаш, подняв руку. – Я пришел не для того, чтобы наказать тебя. Я здесь, потому что тебе нужна помощь.

– Нет, не нужна. Я в порядке. В полном.

– Нет. Ты похудел, ты в стрессовом состоянии. Ты раздражителен. Вчера во время допроса мадам Коутс ты позволил своему раздражению прорваться наружу. А то, как ты набрасывался на главного судью, выходит за всякие рамки.

– Он сам начал.

– Здесь тебе не школьный двор. Подозреваемые все время нас провоцируют. Но мы должны оставаться спокойными. Ты утратил контроль над собой, что нам непозволительно.

– К счастью, вы вовремя меня поправили.

Гамаш снова посмотрел на него – мимо него не прошла некоторая язвительность этих слов.

– Что происходит, Жан Ги? Ты должен мне сказать.

– Я просто устал. – Бовуар потер лицо. – Но мне становится лучше. Я набираю силы.

– Нет. Какое-то время ты шел на улучшение, но теперь тебе становится хуже. Тебе нужна помощь. Ты должен еще раз обратиться к полицейским психологам.

– Я подумаю об этом.

– Тебе нужно не просто подумать, – сказал Гамаш. – Сколько таблеток оксикодона ты принимаешь?

Бовуар хотел было возразить, но остановил себя.

– Столько, сколько сказано в рецепте.

– И сколько там сказано?

– По одной таблетке на ночь.

– А больше ты не принимаешь?

– Нет.

Они уставились друг на друга, умные карие глаза Гамаша смотрели, не моргая.

– Или принимаешь?

– Нет, – твердо сказал Бовуар. – Слушайте, мы так часто сталкиваемся с наркоманами – я вовсе не хочу становиться таким, как они.

– А ты думаешь, что наркоманы хотели становиться такими, какие они есть? – спросил Гамаш. – Ты думаешь, Сюзанна, Брайан и Пино стремились к этому? Никто не ставит перед собой такой цели.

– Я просто устал, да еще перенапряжение. Ничего больше. Таблетки мне нужны, чтобы снять боль и спать по ночам, ни для чего иного. Клянусь вам.

– Ты должен снова обратиться к психотерапевту, и я буду контролировать это. Ты меня понял? – Гамаш встал, отнес стул в угол комнаты. – Если с тобой и в самом деле все в порядке, психотерапевт мне сообщит. Но если нет, тебе понадобится больше помощи.

– Какой помощи? – спросил потрясенный Бовуар.

– Такой, о которой скажет психотерапевт, а решать буду я. Это никакое не наказание, Жан Ги. – Голос Гамаша смягчился. – Я сам еще их посещаю. И до сих пор у меня случаются трудные дни. Я знаю, как нелегко тебе приходится. Но не бывало еще такого, чтобы психологические травмы были одинаковы и чтобы люди выздоравливали одинаково.

Гамаш пристально посмотрел на Бовуара.

– Я знаю, как это ужасно для тебя. У тебя своя жизнь, ты добропорядочный человек. Сильный человек. Иначе я бы не выбрал тебя из сотен других агентов. Ты мой заместитель, потому что я тебе доверяю. Я знаю, какой ты умный и мужественный. И тебе сейчас нужно твое мужество, Жан Ги. Ради меня. Ради нашего отдела. Ради себя самого, наконец. Чтобы поправиться, тебе нужна помощь. Прошу тебя.

Бовуар закрыл глаза. И тут он вспомнил. Вспомнил прошлую ночь. Как он снова и снова смотрел это видео, словно в первый раз. Как видел миг своего ранения.

Видел, как Гамаш оставляет его. Поворачивается к нему спиной. Чтобы он умер в одиночестве.