Разные рассказы

Тогда Воеводин стал работать. Целью его было составить планы всех возможных лабиринтов, содержащих четырнадцать дверей и столько же обходных путей. Число планов оказалось неисчислимо огромным, но путем упорных мнемонических и математических усилий Воеводин уменьшил его до двадцати тысяч. Для начала нужно было составить картотеку планов, затем создать архив и каждое действие протоколировать дважды - ведь неточность означала бы потерянные годы, а то и весь остаток жизни. Он собирался пройти все лабиринты туда и обратно и найти среди них единственную дорогу домой. Пусть прошли годы, пусть его забыли на родине, но рано или поздно он вернется, припадет к чему-нибудь теплому и расскажет что-нибудь. И он приступил к работе.

12

Очень скоро он выяснил две вещи. Во первых, он оставался чужим в этих, явно нечеловеческих измерениях. Здесь даже воздух был малопригоден для дыхания. Он стал задыхаться. Здешняя еда не подходила для питания человеческого тела - он стал страдать расстройствами пищеварения и заработал язву. Здешнее тяготение не подходило для перемещения людей суставы его ног стали скрипеть особенно сильно. Здешнее время текло иначе, в среднем, гораздо быстрее - поэтому Воеводин стал быстро стариться. Здешние впечатления ложились на память неровно и клочьями - поэтому память Воеводина стала сдавать. Порой он даже забывал цель и предмет своих поисков. Но воля продолжала толкать его вперед. Женщина и взрослые дети не могли понять его занятий, да и не пытались. Может быть, они считали его сумасшедшим, вечно рыщущим по квартире. Не желая терпеть их взгляды и внезапно вывешиваемую тишину, Воеводин стал выходить только по ночам. Но зеркалам уже не снились сны.

И второе, что он заметил: несмотря на неприспособленость здешнего континуума для нормальных людей, ему стало намного легче. Вскоре отдалилась тоска и подкрадывалась лишь в редкие минуты отдыха. Почти стершаяся память уже перестала волновать. И новые надежды, составившиеся из голых цифр, ожили, заворковали и согрели сердце. Он соревновался с самим собой и, пройдя тысячный лабиринт, он устроил себе праздник. Накрыл для себя стол, нарезал много колбасы и налил старого вина. В этот день он был счастлив. Он ни о чем не вспоминал и ничего не хотел, лишь побыстрее вернуться к работе. Он собирался проработать целые сутки без перерыва и потому наелся с запасом; забыл о своей печени, желудке и прочем. Он оставил себе на сон четыре часа.

13

Он знал что проснется даже несколько раньше. Во сне его мучила боль в груди. Скорая помощь была вызвана слишком поздно - просто для галочки. "Нельзя было так объедаться в его возрасте, - сказал врач и поправил белую шапочку из под которой торчали ослиные уши, - а тем более нельзя было есть колбасу. Колбаса всегда приводит к инфаркту."

- Мы бы его предупредили, - ответил один из детей, хрюкнув и почесав третьей ногой в затылке, - но он давно перестал понимать человеческую речь.

14

Сохранилась дневниковая запись Воеводина, датируемая последними днями. "Все время ловлю себя на той мысли, что прошлое не прошло. С точки зрения вечности "сейчас" и "тогда" эквивалентны. Иногда эта идея проясняется совершенно и я ощущаю моменты прошлого как настоящее, как "сейчас", прошлое есть настоящее бесконечной длительности, слегка отодвинутое от нас. Существуют моменты, ни капли не потускневшие в памяти, с которых я не задумываясь и не удивившись начал бы жизнь снова, если бы невидимый, но услужливый благодетель вдруг подсунул бы их мне вместо настоящего. Я просто хотел сказать, что смерти нет. Я просто что-то хотел сказать."

МОМЕНТАЛЬНОЕ ФОТО

В день её свадьбы погода была неустойчива.

Она спала нервно, пролупробуждаясь, и видела во сне звезды, вальсирующие под ногами, и кистеперые большие зеркала, и пламенного осьминога со стучащей коробкой яблочного сока в груди, и очень много черноты, которая светилась. Совсем проснулась около пяти; как мышка, осторожно высунула носик из одеяльной щелки - вот холодно, а мне хорошо и я сама хорошая просто до слез; и услышала звуки, редко шлепающие по железке за окном. Открыла форточку и в комнату влетели свежие утренние шепоты. Тучи порхали так стремительно, что хотелось увернуться, волочили мокрые хвосты, вытряхивали парные перины, чесали животики о торчащие предметы местности; тучи шли так низко, что труба напротив была видна лишь ниже пояса снизу, но и дело приподнимала пушистое свое платье, показывая ножку, а мускулистый тополь с короткими ветвями косился в её сторону, покачивая куцей верхушкой; асфальт глядел на это безобразие любопытными просыхающими лужицами. "Тук-тук", - сказала уже сухая железка и поймала две мокрых звездочки, похожих на генеральские. Как хорошо быть генералом, а замужем тоже хорошо.