Николай чувствовал себя «третьим лишним». Около общежития хотел было свернуть направо, но Сергей Александрович удержал его за рукав:
— Куда? А ко мне не хочешь?
— Я уже был, — ответил Колосов. — Заходил прямо с вокзала.
— Не в счет. Без меня. Разве бабы угостят как следует?
И видя, что Николай топчется нерешительно, потянул его:
— Чего упираешься? Расскажешь, как служил. Как дальше думаешь жить. Наверное, уже электровоз облюбовал, а?
— Пока нет, там видно будет, — признался Николай.
— До свидания, дядя Сергей! — крикнул Даниил. — Мне налево. До следующего рейса!
Сергей Александрович остановился, задумчиво наклонив голову.
— Вот что, — обратился он к Даниилу. — Видно, этот рейс у нас с тобой был последним. Старый хозяин вернулся. — И видя, как паренек сразу поник, подбодрил:
— Не горюй! Ты теперь настоящий паровозник, с любым машинистом поедешь. А если хочешь, могу на нашем паровозе оставить с Чистяковым. У него помощник на курсы электровозников уходит.
Паренек повеселел. Воспрянул духом и Николай. Снова он в родной семье.
Николай хорошо помнит первый самостоятельный рейс…
Тогда в комнате дежурного по депо все были заняты. Дежурный разговаривал по телефону, табельщица усердно стукала костяшками счетов, а нарядчица спорила с каким-то папоротниковом. Николай облокотился на перегородку, разделяющую комнату от рабочего места нарядчицы и стал ждать удобного момента, чтобы назвать себя. Невольно прислушался к разговору:
— Куда годится? — возмущался паровозник, перегнувшись через перегородку к нарядчице. — Паровоз в учебное заведение превратили. То помощник новый, то кочегар. Только к человеку привыкать начинаешь — его забирают.
Николай взглянул на говорившего. Он был в форменной фуражке с белой полоской на околышке. Темно-синий китель с пятнами мазута плотно сидел на плечистой фигуре.
— Теперь у вас будет постоянный помощник — Колосов, — ответила нарядчица. Николай насторожился.
— Колосов? Кто такой? Из училища?
— Да, первый раз самостоятельно едет. Вы будете с ним работать.
— Спасибо, удружили.
Николай, закусив губу, придвинулся поближе к нарядчице и напряженным голосом спросил:
— Мне расписаться, или домой идти?
Нарядчица привстала, положила на перегородку книгу явок на работу.
— Расписывайтесь. Это ваш машинист Круговых.
Тот повернул к парню смуглое лицо с редкими пятнами оспы, хмуро буркнул:
— Пошли.
Около паровоза ходил кочегар, заправляя буксы. Николай поднялся по ступенькам в будку, постоял на своем месте у левого окна, взял пресс.
— А за топкой кто будет смотреть? — спросил машинист, роясь в тендерном ящике с инструментами.
«Началось», — подумал Николай.
В топке резвились синеватые огоньки. Уголь темнел спекшимися грудами, а местами раскаленный догорал без пламени. Николай бросил несколько лопат угля, с лязганьем захлопнул дверку. Потом открыл вентиль сопла углеподатчика. Под ногами загремело. Снова закрыл и слез с паровоза.
Встретившись у тендера с кочегаром, спросил:
— Как зовут машиниста?
— Сергей Александрович Круговых, — с гордостью ответил парень. — На всю дорогу знаменитый машинист, орден Ленина имеет.
— Вредный?
— Нет, ничего. А вообще-то когда как.
Поезд, наконец, тронулся и, набирая ход, выехал за станцию.
Впереди, между стволами сосен, замелькал зеленый глазок светофора.
— Зеленый! — крикнул Николай и выжидательно посмотрел на машиниста: отзовется или нет?
Как бы для важности помедлив с ответом, Круговых деловито отозвался:
— Вижу зеленый.
Поезд мчался полным ходом.
У Николая пока все было в порядке. Стрелка манометра дрожала около цифры 15.
Левый инжектор весело журчал, подавая воду в котел. Николай еще раз отрегулировал сопло углеподатчика и закачал «Натаном».
Стрелка манометра качнулась и отклонилась влево.
— Закрой, — коротко приказал машинист и еще добавил регулятором пару. Начинался затяжной подъем.
Теперь Николай почти не садился на сидение. От вентилей углеподатчика бегал к лотку, брался за лопату и заправлял углы топки. Железная пасть ненасытно глотала уголь. В ней с воем билось ярко-белое пламя. Потное лицо Николая в отблесках огня казалось вылитым из бронзы, взмокшие волосы то и дело закрывали глаза, рубашка прилипла к телу. Время от времени далеко высовывался в окно. Прохладный ветер сушил и освежал лицо. Сначала перед глазами плясали огненные языки, потом зрение прояснилось, можно было различить мелькавшие мимо деревья и камни.
Над паровозом нависали огромные каменные глыбы, даже казалось, что они готовы сорваться при первом сотрясении.
— Стрелочка что-то тяжелеет, — послышалось с правой стороны.
Николай подкрутил вентиля. Схватился за лопату. А стрелка манометра все тянулась влево. Четырнадцать, тринадцать.
Паровоз, сбавляя скорость, натужно пыхтел, покачивался из стороны в сторону, словно грузчик под тяжелой ношей.
Николай стиснул зубы, с ненавистью покосился на манометр.
«Врешь, подымешься!»