Разные судьбы нас выбирают

Позже меня накрыло обжигающим, ярким, невыносимым Светом, таким мучительным, что упавшую следом Тьму я сначала восприняла как освобождение. Пока она не стала страшной и холодной.

Из этого плена меня вырвал треск рвущейся одежды, а потом я ощутила теплые руки на теперь уже обнаженных плечах.

– Слушай меня внимательно, – раздался резкий голос. – Силы много. Слишком много, ты в ней тонешь.

– Да, – бессмысленно и почти не осознавая, что мне говорят, повторила я.

– Нужно уравновесить все. Лишнее должно перегореть. Потому расслабься и получай удовольствие!

Эта фраза до моего измученного сознания все-таки дошла, и я даже решила уточнить, что же конкретно Лирвейн имеет в виду, но не успела, так как рот мне закрыли страстным поцелуем.

Дальнейшее слилось в водовороте эмоций. Ни одного связного воспоминания или мысли. Как звезда, гибнущая за горизонтом событий, я забывалась, гасла в его руках. Но это приносило освобождение.

Среди полыхающего перед глазами марева радужного спектра силы ощущала, что по телу скользят прохладные ладони. От рук блондина внутренний жар, рожденный стихиями, отступал, на миг становилось спокойно и легко, но следом приходило иное.

Я осознаю, что на теле остались только короткие панталоны и сорочка, но и ее бретельки медленно спускает с плеч сидящий за моей спиной блондин. Дрожь, рожденная уже не болью и страхом, а иным, непонятным чувством, которое заставляло меня подаваться грудью навстречу легшей на нее руке, изгибать шею под поцелуями, самой скользить ладонями по бедрам мужчины. Правда, этого мне не позволили, сразу же вернув руки на живот.

Во время следующего прояснения я осознала, что сижу к нему лицом, лихорадочно перебираю гладкий шелк волос, прижимаюсь обнаженной грудью и жадно отвечаю на поцелуй. Скул касается светлая даже во тьме прядь его волос, окутывая меня сводящим с ума ароматом мороза и хвои. Он отрывается от моих губ, и десяток секунд мы просто пытаемся хоть немного выровнять дыхание. Но в груди снова пожар, и я вновь тянусь к нему, как к лекарству от боли и беспамятства. Он мягко отстраняется, прижимается губами ко лбу. Я на миг замираю, прикрываю глаза, позволяя себе прочувствовать эти легчайшие прикосновения. Нежность порой вызывает большую дрожь и нетерпение, чем самая жгучая страсть…

Водник скользнул к виску и секундой позже осторожно прикусил мочку уха, вызвав мое потрясенное «Ох!». Ощущения были обострены до предела. По голой спине вниз прогулялись мужские пальцы, и я прикусила губу, сдержав стон.

Создатель, почему так чутко реагирую?

Руки Лира на миг сжались крепче, я услышала прерывистый вдох.

А дальше была лишь приятно обжигающая патока желания, прохладные простыни под спиной… или животом, когда горячие губы мужчины задумчиво изучали мою спину и все что ниже. Прерывистое дыхание и эхом отдающий в ушах пульс, короткие стоны, которые было уже невозможно сдержать… да он бы и не позволил.

Последняя одежда, плавно сползающая со скользкого покрывала на ковер, легкое прояснение разума и запоздалое смущение. Тихий смех, дрожью отдающийся в теле, чересчур смелые руки и губы, и уже нет желания даже подумать «нет».

В какой-то момент смущение все же взяло свое и я попыталась остановить это безумие. Но сверху опустился он, и ощущение обнаженной груди мужчины отозвалось томлением внизу живота, что заставило непроизвольно изогнуться и на секунду прижаться ягодицами к его бедрам. Он судорожно выдохнул, прислонился мокрым лбом к моему плечу, потом легонько прикусил нежную кожу и спустя миг зализал укус.

От ощущения твердых губ, постепенно спускавшихся все ниже, меня начала бить мелкая дрожь волнения или… возбуждения. Вцепившись пальцами в покрывало, я могла только по возможности спокойно лежать, так как любое движение или смена позы открывали Лирвейну более широкое «поле деятельности».

Но тут он добрался до бедер, с нажимом провел по левому и хриплым шепотом сказал:

– Р-р-родинка. Интересно. А еще есть?

– Не знаю, – выдохнула в ответ.

– Поищем, – мурлыкнул блондин и продолжил изучать мое тело, о котором уже сейчас знал больше, чем я за все предыдущие двадцать лет жизни.

На этом краткое прояснение закончилось, и я вновь погрузилась в радужную дымку силы. Но теперь она не мучила. Все так же вспышками приходили картинки близости, осознание, что спустя бесконечно-долгое обольщение, чередующее то страстный напор, то томительную нежность, меня накрыла обжигающая волна. Когда я отдышалась, то краем сознания заметила, что стихии не так бушуют во мне, как раньше.