Разоблачение

— Ничего, и этого хватит, — успокоила его Фернандес. — И не беспокойтесь о доказательствах — это моя забота. Но вы слышали, что она сказала вначале? — Она сверилась с записями в блокноте. — Вот она говорит: «Я весь день тебя хочу», а попозже: «Как здорово чувствовать тебя всего, я не могу спокойно терпеть, когда тот тип касается меня, эти идиотские очки, ох, я вся горю, я так давно толком не трахалась…» Вы эту часть прослушали?

— Да, прослушал.

— Так, и о ком она говорит?

— Когда?

— Ну, кто этот тип, чьих прикосновений она не выносит?

— Я думаю, это ее муж, — сказал Сандерс. — Мы говорили о нем раньше, еще до начала записи.

— Расскажите-ка…

— Ну, Мередит пожаловалась, что ей пришлось платить своему мужу отступного при разводе, и сказала, что постели он ужасен. Она сказала: «Я ненавижу мужчин, которые сами не знают, что делают».

— Значит, вы полагаете, что слова: «Я не выношу, когда да этот тип меня касается» — относятся к ее мужу?

— Ну да…

— А я так не считаю, — возразила Фернандес. — Они развелись довольно давно, развод был тяжелым, и муж ее ненавидит. Сейчас у него другая подружка — они вмести уехали в Мексику. Нет, я не думаю, что она имела в виду бывшего мужа.

— Кого же тогда?

— Не знаю…

— Это может быть кто угодно, — предположил Сандерс.

— Не думаю. Вот послушайте еще раз, прислушайтесь к ее интонациям.

Она перемотала ленту и поднесла диктофон к уху Сандерса. Несколько секунд спустя он опустил аппаратик.

— Она какая-то… взбешенная.

— Я бы сказала, рассерженная, — кивнула Фернандес. — В самом разгаре свидания с вами она вспоминает кого-то другого. «Тип»… Похоже, она в эту минуту кому-то мстит.

— Не знаю… — неуверенно сказал Сандерс. — Мередит любит потрепаться, она всегда в такие минуты о ком-то вспоминает. О прежних парнях, там… Она не из тех, кого можно назвать романтической особой.

Он живо припомнил, как однажды они после утомительных упражнений лежали вдвоем на постели в его квартире и отдыхали… Был воскресный вечер, с улицы доносились голоса детей… Сандерс поглаживал Мередит по бедрам, ощущая под пальцами капельки пота, и в эту трогательную минуту она сказала: «Знаешь, я однажды встречалась с парнем из Норвегии, так у него был кривой член — ну, совсем как сабля; выгнут в сторону, и он…» — «Господи, Мередит…» — «А что ж тут такого? Правда, он и на самом деле был…» — «Давай только не сейчас!»

И когда случалось что-нибудь подобное, она вздыхала, будто ей претила его обостренная чувствительность, и спрашивала: «И почему парни всегда хотят думать, будто они были первыми?» — «Да нет же, — отвечал он ей. — Мы понимаем, что не первые… Но просто иногда такие разговоры неуместны, понимаешь?»

И она снова вздыхала.

— Ладно, пусть для нее привычное дело — обсуждать интимные вопросы, — сказала Фернандес. — Пусть она такая открытая натура или ей на все плевать. Но о ком же она говорила тогда?

— Не знаю, Луиза, — покачал головой Сандерс.

— Она говорила, что не любит, когда он ее касается, таким тоном, будто… будто у нее нет выбора. И упоминает дурацкие очки. — Она взглянула на Мередит, которая неторопливо жевала, сидя рядом с Гарвином. — Может, он?

— Не думаю…

— А почему бы, собственно, и нет?

— Все говорят, что это не так, что Боб с ней не спит.

— Все могут и ошибаться.

— Это было бы кровосмешение, — покачал головой Сандерс.

— Может быть, вы и правы…

Принесли заказанный обед. Сандерс склонился над своими спагетти «путтанеска», выковыривая оттуда сливки. Он не чувствовал голода. Зато Фернандес, сидя рядом с ним, уписывала за обе щеки — они заказали себе одно и то же.

Сандерс смотрел на людей из «Конли-Уайт». Николс поднял рулончик фотопленки. Слайды, догадался Сандерс. Интересно, что там заснято? Полукруглые очки для чтения торчали у Николса на носу. Сидевший рядом с ним Конли посмотрел на часы и что-то сказал. Остальные кивнули. Конли взглянул на Джонсон и снова вернулся к своим бумагам.

Сандерс услышал обрывок фразы, сказанной Дейли:

— …есть эти цифры?

— Да, они здесь, — подтвердил Конли, показывая рулончик.

— Очень вкусно, — сказала Фернандес. — Ешьте, a то остынет.

— Ладно. — Сандерс отправил в рот немного макарон, но, не почувствовав никакого вкуса, положил вилку. Фернандес промокнула салфеткой подбородок:

— Знаете, а вы так толком и не объяснили мне, почему вы тогда дали задний ход на самом интересном месте.

— Мой друг Макс Дорфман говорит, что я с самого начала так собирался сделать.

— Ну и дела! — сказала адвокатесса.

— Вы тоже так считаете?

— Не знаю… Я просто хотела бы знать, что вы чувствовали в тот момент. Ну… когда передумали…

Сандерс пожал плечами.

— Просто расхотелось.

— Угу… Уже не так хотелось, да?

— Не то чтобы… — И он признался: — Хотите на самом деле знать почему? Потому что она кашлянула.

— Кашлянула? — переспросила Фернандес.

Сандерс будто снова увидел себя: со спущенными брюками он склонился над Мередит, лежащей на кушетке. Он тогда еще подумал: «Что я здесь делаю?» А она тянула его к себе, держа руками за плечи, и приговаривала: «О, пожалуйста… Нет… Нет…»

И в эту минуту она отвернулась и кашлянула.