Тесс назвала эту первую скульптуру «Свадебный танец». Они были изваяны в полный рост и изображены танцующими; его правая рука обнимает ее талию, ее правая сцеплена с его левой рукой. Ниже пояса их тела становились львиными, с грациозно приподнятыми хвостами. Их человеческие лица выглядели испуганными и даже немного потрясенными, как будто они впервые посмотрели вниз и увидели, что с ними случилось. Они понимали, что обратной дороги не будет. Они навсегда останутся в таком виде.
– Почему львы? – спросил Генри. – Предполагается, что львы символизируют силу, верно? Тогда почему мы выглядим такими испуганными?
– Львы – это убийцы, Генри.
Он побледнел и больше никогда не спрашивал об этой скульптуре.
После «Свадебного танца» появилась целая процессия дронтов, каждый из которых носил на шее табличку со своим именем. Там были Вера, Надежда и Милосердие, Честь, Мудрость и Послушание. Бескрылые, давно вымершие птицы. Некоторые люди не могли оценить иронию. Генри считал ее слишком очевидной, но Тесс она казалась забавной и вполне уместной.
Следующим проектом был пруд для золотых рыбок из камня и цемента с центральным фонтаном в виде плюющейся лягушки.
Это мет-а-морфо-оза, пупсик.
У восточной и западной стороны маленького пруда Тесс установила изогнутые скамьи в форме русалки и тритона с грубой цементной поверхностью, инкрустированной камнями и ракушками. Прикованные к земле, они с серьезным видом смотрят друг на друга над водой, где снуют золотые рыбки и плюется водой каменная лягушка.
За прудом маячат два изваяния сов пятифутовой высоты, обращенные друг к другу в угрожающих позах; крылья распахнуты, когтистые лапы подняты словно перед схваткой.
В разных местах пробиваются цветы, посаженные матерью Генри много лет назад: наперстянка, мелисса и аризема укрываются в совиной тени, клематис обвивает скамью в форме тритона. Тесс проредила и передвинула цветочные насаждения. Она посадила в разных местах новые многолетники, купленные на фермерском рынке, но без всякого плана и порядка.
На прошлой неделе на восточной окраине сада, граничившей с деревьями, которые означают начало леса, Тесс выкопала несколько кустов и принялась за строительство грота. Она соорудила арку из камня и цемента с мозаичными вставками битого стекла, крышек от пивных бутылок и другого мусора, – пружин, циферблатов, шайб и шестеренок от старого велосипеда, – дань памяти разбитым и забытым вещам, разобранным на части и никогда не собранным заново. А теперь в центральной нише грота, за рядом поминальных свечек в стеклянных банках, она поместила фотографию Сьюзи в прозрачной пластиковой коробке для защиты от стихий. «Великомученица Сердобольного Разоблачения».
Фотография была сделана за несколько недель до ее смерти. На ней Сьюзи сидит на стуле перед амбаром и строгает деревяшку, которой предстояло стать частью рога. Генри застиг ее врасплох со своим фотоаппаратом. На снимке Сьюзи почти испуганно поднимает взгляд, прядь светлых волос падает ей на глаза янтарного цвета с золотистыми крапинками. В ее лице застыл невысказанный вопрос:
Это была любимая фотография Тесс, потому что здесь камера уловила ощущение уязвимости Сьюзи. Она одновременно поражена и поразительна. Этот снимок – единственная вещь, которую она сохранила после того лета.
Тесс лихорадочно стремилась закончить грот и уже неделю проводила там каждую свободную минуту, смешивая цемент при свете фонарика в мятой ручной тележке. Отмачивая ноющие запястья в тазу с ледяной водой перед сном, чтобы они не слишком болели, когда она снова примется за работу поутру.
– К чему такая спешка? – спросил Генри, но как она могла объяснить ощущение жестокой необходимости? Неустанную потребность работать быстрее и сделать все как следует. А теперь, когда она узнала о смерти Спенсера и об открытке, которую нашли рядом с ним, то принялась за работу с еще большей одержимостью.
Тесс не верила никогда в знамения или проклятия. Но главное, она не верила в призраков.
И все же она не могла объяснить инцидент с бордовой краской, предшествовавший сооружению грота.
В прошлый вторник Тесс находилась в своей студии: в небольшом сарае, расположенном на восточном краю скульптурного сада, между ним и домом. За сараем на четверть мили простирался густой лес, выполнявший роль естественного барьера между двором и дорогой. Тесс работала над картиной (хотя и сомневалась, что когда-либо закончит ее) с изображением кустика душистого горошка в ржавой садовой лейке. Она выдавила немного бордовой краски из почти нового тюбика на толстое стекло, которым пользовалась вместо палитры, когда испытала уже знакомое ощущение, что за ней наблюдают. Теперь оно лишь усилилось и сопровождалось звуками возни в кустах снаружи.
Тесс уронила тюбик и поспешно вышла на улицу. Она немного забежала в лес, откуда, как ей казалось, доносился странный звук.