Мне теперь так жарко, будто я печь, и жар исходит из каждой моей поры. Я стягиваю свитер через голову и бросаю его на пол. Мне просто необходимо чем-то заняться. Все равно чем. Но чем? Что, черт возьми, мне остается делать в этой ситуации, кроме как не попытаться самой написать концовку? Мне. Самой. Можно попробовать написать все так, как задумал папа, или подумать над идеальной концовкой, как я себе ее представляю. А что, если… Этот кусок истории… Что, если он будет моим? Единственный, но самый важный кусок во всей трилогии. Последнее слово. Самый финал.
Нужно просмотреть написанные папой главы и «проложить себе дорожку» к концовке. Но тогда для Мэриголд я все устрою идеальным образом, хотя нет, не идеальным, потому что это недостоверно. Нет, я тогда сделаю ее жизнь ровно такой, какой она должна быть. Прощай, мама! Прощай, Колтон! Здравствуй, нормальная жизнь в реальном мире, без мамы в нем гораздо печальнее, это правда, но это мир, в котором у нее по-прежнему есть папа, Иона и друзья. Это мир живых, а не мертвых.
На несколько секунд – великолепных, чудесных секунд – моя душа наполняется надеждой. Я почти начинаю верить в то, что это мне под силу. Я все время помогала отцу, наблюдала за тем, как он выстраивает эти книжки, по слову, по предложению. И ведь действительно в природе существуют писатели-подростки, и я сомневаюсь, что все они липовые, как я. Так что нельзя сказать, что это совсем уж невозможно: сочинять хотя бы наполовину удачные предложения человеку моего возраста.
Но этот воображаемый мыльный пузырь довольно быстро лопается. Даже если мне удастся убедить папу, я совсем не писатель. Я никогда не писала ничего, помимо эссе отцу на проверку, мы вкладывали их в мое портфолио. К тому же у меня точно не получится сделать переход между папиным куском и моей концовкой незаметным. Сьюзан и Эллиот точно заметят, что стиль письма изменился. Конечно, заметят. И фанаты тоже.
Хотя, может быть, мне стоит хотя бы начать. Слепить генеральную линию, а потом помочь отцу написать сами предложения и абзацы, чтобы успеть к новому сроку сдачи. И, разумеется, надо убедить его согласиться с моей концовкой.
Я снова открываю ноутбук, вхожу в почту и нахожу последнее письмо Оливера. Пятьдесят баксов за коротенький анонс того, что ждет нас в третьей книге.
Можно дать Оливеру и Эмме почитать то, что у нас уже есть, а потом выудить из них, как, по их мнению, мне лучше построить финальные сцены. Эмма – верная поклонница, которая знает всех героев и весь мир трилогии не хуже меня; из Оливера же, без сомнений, получится прекрасный критик. Я могу сказать, что меня парализовало от идеи закончить эту книгу идеальным образом, что они нужны мне как чрезвычайно важные и тайные консультанты. Пока я раздумываю, хорошие ли идеи пришли мне в голову (обдумывание конечных сцен, вовлечение в процесс Оливера и Эммы), во «Входящих» всплывает новое сообщение.
«Привет, Тисл.
Ладно, наверное, не стоило пытаться тебя подкупить в последнем имейле. Может быть, это не в твоем стиле. Обещаю, что мы с Эм будем впредь очень терпеливы и ни за что не станем спрашивать о последней книге, если только ты сама не захочешь о ней поговорить. Итак… Тогда конец связи? Пиши, если захочешь когда-нибудь поговорить, о Мэриголд или о чем угодно еще: о существовании других вселенных, правдоподобии реинкарнации, необходимости формулы корней квадратного уравнения. Так, наверное, скучно находиться на домашнем обучении. А может быть, и нет, ведь ты же автор интернациональных бестселлеров с горой поклонников. Пиши, когда захочешь. Хорошо? О.».
Несколько минут смотрю на текст письма невидящим взглядом, надеясь, что слова каким-нибудь магическим образом сами обретут смысл. Оливер что… флиртует со мной? Приглашает на свидание? Или он просто проявляет дружелюбие в надежде на диалог, и все это ради Эммы?
Мозг слишком устал, чтобы докапываться до смысла. Я ничего не ела с самого утра, когда проглотила на завтрак овсянку, и те силы, которые дала моему организму овсянка, уже закончились. Но и аппетита у меня при этом нет. Разве что… Я открываю ящик стола – и да, пожалуйста, она все еще там, ждет подходящего момента. Заначка темного шоколада, оставшаяся со времен моего тура по стране. Для того чтобы есть шоколад, не обязательно быть голодной.