Я натягиваю свитер прямо поверх пижамы, беру пару мячиков для пинг-понга и выхожу в коридор. Из-под двери папиной прежней комнаты (в которой теперь ночует Миа) выбивается свет, и я изо всех сил стараюсь не скрипеть половицами. Не то чтобы мне было очень страшно, что она поймает меня с поличным в момент ухода из дома в такой час. Она здесь для того, чтобы заботиться об отце, а не за мной следить. Мы едва перекидываемся парой фраз. Не потому, что я имею что-то против нее, а потому, что я лучше буду сидеть, запершись, в своей комнате, чем поддерживать светские беседы с незнакомкой, которая теперь ест в моей кухне, моется в одной ванной со мной и спит у меня за стенкой. Это всего лишь еще один фактор, который вносит хаос в мою обычно такую упорядоченную и предсказуемую жизнь.
Мне внезапно становится стыдно, что я вот так ее игнорирую. Наверное, ей тоже сложно выполнять свою работу, ведь она ставит перед Мией новые, постоянно меняющиеся задачи. Завтра заведу с ней разговор за завтраком. Обменяюсь парой любезностей, а не побегу к себе в комнату с тарелкой овсянки в руках, как сделала это сегодня.
А пока я неслышно крадусь по ступенькам, затем мимо папиного кабинета – и в кухню. Где-то под столом вздрагивает Люси, она храпит и дрыгает ногами во сне. Она тоже обеспокоена тем, что ей приходится спать не на своем месте. Я приседаю и провожу рукой ей по ушкам. Она не просыпается, но, кажется, сон ее становится спокойнее, ноги замирают, и дыхание выравнивается.
В саду холодно, и, когда я выхожу в ноябрьскую ночь, легкие обдает едва ли не морозом. Я двигаюсь быстро, подталкиваю стол для пикника ближе к кирпичной стене. Со стороны Лиама очень удачно у стены прямо в этом месте стоит деревянная скамья, которой можно воспользоваться как ступенькой. Я перелезаю через стену, наступаю на скамейку и спрыгиваю на землю. В комнате Лиама зажжен свет, и я уже собираюсь бросить в окно мячик для пинг-понга, когда он сам появляется у задней двери.
– А ты сегодня нетерпелива, а? – говорит он и улыбается, выходя во двор. – Мы припозднились, прости. Даже родители не дождались окончания матча.
Я не отвечаю. Вместо этого я бросаю мячики на землю, делаю шаг к нему навстречу, дотрагиваюсь до его теплой щеки холодными пальцами и притягиваю к себе, чтобы поцеловать. Он нужен мне. Именно он. Связь с реальностью. Он единственное в моей жизни, на что я сейчас могу положиться. Единственное, что имеет какой-то смысл.
Он отстраняется, но я прижимаюсь к нему еще сильнее, еще крепче обнимаю его.
– Хочешь зайти в дом? – говорит он, трогая губами мой лоб.
Я чувствую, что он улыбается, для этого мне не обязательно поднимать взгляд.
– Здесь слишком холодно.
Я киваю и позволяю ему за руку увести меня в дом, через кухню и вниз по лестнице, в подвал. Здесь находится вторая гостиная, которая фактически принадлежит Лиаму: огромный телевизор с плоским экраном на специальной тумбе, кикер и бар (хотя его родители хранят в нем только содовую и холодный чай). Я почти уверена, что его школьные товарищи приносят сюда пиво, когда пользуются подвалом в качестве места встреч по выходным. Но мы с Лиамом об этом не часто разговариваем. Он пару раз меня приглашал на такие посиделки, но я почти всегда находила отговорку, чтобы не ходить. Он совсем другой в кругу школьных друзей: пьет лагер[4], болтает об успехах команд «Филадельфия Филлис» или «Иглз», гогочет над грубыми шутками, перемывает косточки людям, которые мне незнакомы. Больше всего я люблю, когда мы проводим время, как сейчас: только я и он.
Но теперь мы с Лиамом встречаемся. Надо начать хотя бы иногда появляться в его компании. Прикладывать усилия к тому, чтобы познакомиться с его друзьями.
Мы валимся на диван, все еще не размыкая объятий. Он смотрит на меня с любопытством, хмурит темные брови, но я не хочу разговаривать. Я хочу просто целовать его, чувствовать тепло его рук, знать, что эта часть моей жизни в полном порядке. Чувства, а не размышления. Просто жизнь без всей наносной шелухи. Я целую Лиама и обнимаю его за шею.
– Тисл, – говорит он, отодвигаясь. – Ты… в порядке?
– Конечно, – отвечаю я и тут же пытаюсь продлить поцелуй, чтобы слова исчезли, но он останавливает меня.
– Не пойми меня неправильно. Мне нравится этот новый активный этап. Но это все не очень на тебя похоже.
– Я расстроена, – говорю я и отворачиваюсь, чтобы избежать его слишком серьезного взгляда. – Кроме тебя абсолютно все в моей жизни превратилось в катастрофу. Даже папа не смог бы придумать такой драмы в «Лимонадных небесах». Мы пропустили срок сдачи, я выпросила новый, но не могу заставить его понять, что новый срок уже нельзя не соблюсти. Этого просто нельзя делать, когда столько всего стоит на кону. Буквально все: книга, наше будущее, благополучие отца. Мне совсем некому помочь, так что прошу тебя, просто позволь мне забыться, по крайней мере ненадолго. Просто поцелуй меня.
Шея, которую я обнимаю, напряжена.
– Неправда, что тебе некому помочь.