Я делаю глубокий вдох, открываю входную дверь и иду на кухню, выпить стакан воды. Миа готовит отцу ужин: салат и какую-то зеленоватую пасту. Люси тоже здесь, затаив дыхание, ждет у ног Мии, вдруг на пол упадет листок салата. Люси я тоже столько времени игнорирую. Еще одно предательство на моем счету. Я нагибаюсь, чтобы почесать ее за ушком, но собака не реагирует, даже искоса на меня не смотрит. Все ее внимание сосредоточено на Мии. Такое пренебрежение ранит. Может, Люси и собака, но она едва ли не самое верное живое существо в моей жизни. Я убираю руку и машинально начинаю тереть ею о джинсы, притворяясь, что ничего и не произошло. Дело в еде! Только в еде! Я тут не при чем. Совершенно.
Теперь настала очередь Мии.
– Здравствуйте.
Сейчас даже это простое слово я выдавливаю из себя с усилием. Натягиваю на себя неискреннюю улыбку (и снова годы тренировок идут мне на пользу) и поворачиваюсь к раковине в надежде, что Миа тоже не в настроении для беспечной болтовни.
– Как прошел день? – спрашивает Миа.
– Хорошо, – отвечаю я с фальшивой радостью. – А у вас?
– Неплохо.
Очевидно, Миа хочет еще поговорить, но я беру стакан воды и практически рысью бегу через кухню к лестнице, по которой мчусь, перешагивая через ступеньки, и вваливаюсь в свою комнату. Пытаюсь почитать (новая книжка об одной ведьме подросткового возраста, чьего вполне себе смертного бойфренда захватывает в плен клан противниц), но, несмотря на то что еще вчера эта книга мне нравилась, сейчас каждое слово дается с трудом. Двадцать минут я не могу осилить две страницы и наконец швыряю роман через всю комнату.
Теперь я иду к компьютеру проверить почту. Сообщения от блогеров, поклонников и так далее и тому подобное. От людей, которые меня не знают. Встречаю письмо от Эллиота по поводу его вылазки в Филадельфию. «Сильные мира сего сами не свои, ждут концовки трилогии. Я так в тебя верю, Тисл. МЫ ВСЕ В ТЕБЯ ВЕРИМ».
Завтра. Отвечу ему завтра. Наверное. Все равно его приезд неизбежен, раз уж он так решил. Они заявятся без приглашения. Но я постараюсь держаться до самого конца. Я закрываю почту, беру со стола свой план и начинаю читать. Заметки очень хорошие, на самом деле. Мы втроем придумали равное количество ожидаемых и неожиданных моментов, чтобы поклонники остались довольны и удивлены одновременно. В нашей концовке есть симметрия, порядок, который мне лично кажется идеальным.
Мне все равно, что папа не хочет, чтобы я этим занималась. Я сама хочу. Мне необходимо что-то показать Эллиоту и Сьюзан. Один из нас должен что-то сделать, и это будет не отец. Я начинаю перепечатывать свои неряшливые записки, превращая их в ровные строчки и добавляя новые мысли по ходу работы. Пальцы бегут впереди мыслей, как будто моими руками управляет кто-то другой, а не я и не мой мозг. Наверное, так же себя чувствует и папа. Так себя и чувствуют настоящие писатели.
Я пишу, стираю, снова пишу. Ем шоколад и смотрю в потолок в течение пяти минут или получаса, проговаривая в голове слова, которые Колтон мог бы использовать в качестве аргумента для того, чтобы при помощи портала попытаться вернуться домой. Слова, которые он мог бы произнести.
Я пишу – и забываюсь. Я забываю обо всем происходящем, это словно сон, но я не сплю, и вдруг оказывается, что уже начало десятого. Звонит телефон, с экрана мне улыбается Лиам. У меня внутри все сжимается, ведь, несмотря на то что я смотрю на лицо Лиама, думать я могу только об Оливере, его губах, глазах, волосах, о том, как он меня целовал, о том, как мне этого хотелось. Но трубку я все равно снимаю, потому что Лиам ни в чем не виноват, и я не могу просто так взять и сбежать от своих ошибок.
– Привет, Ли, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно бодрее.
Телефон у меня в руках огнем горит.
– Привет. Я чуть раньше «пинг-понгал» тебе в окно, но ты не подходила, а свет при этом горел. Кажется, ты сильно занята?
– Правда? Прости, я, наверное, не слышала.
Такого со мной, кажется, еще никогда не бывало. Обычно мой слух очень чутко реагирует даже на самые тихие удары мячика по стеклу.
– Я волновался за тебя. Весь день волновался.
Лиам за меня волновался, а я целовалась с Другим мальчиком. Я практически слышу звук, с которым в моей груди разваливается на куски сердце. Не просто лопается на две ровных и чистеньких половины, а крошится на тысячи мелких острых осколков.
– У меня все хорошо, – говорю я. – Работала над пометками к Мэриголд.
Начнем с одной правды. Может, и остальные подробности попросятся наружу.
– Ага.
Я продолжаю:
– Еще я снова навещала Эмму в больнице… Она плохо себя чувствует.
– Серьезно, Тисл?
– Что?
– Просто… Зачем тебе нужно так часто с ними видеться? Ну, то есть с тех пор, как ты начала работать над книгой вместе с ними, ты как будто бы стала совсем другой. Не знаю, ты как будто сама не своя.
– Не своя? – мгновенно ощетиниваюсь я, готовая защищаться. – Нет. Они ко мне добры. Верят в меня, и… И это помогает мне писать. Честно говоря, я чувствую себя собой даже больше, чем обычно.
– Собой, значит. Ясно, – говорит он и замолкает.